Говорят, что Россия технологически отстает на десятки лет, что промышленность разваливается и прочее. Говорится это столь уверенно и митингово, что местами напоминает неправду. Слишком общее место. А если проверить его с цифрами? Увы, если начать с цифрами, выйдет еще грустнее.
Дыры в активах
Первый тезис — в России почти умерло все высокотехнологичное производство — легко подтверждается. Сравнивать сейчас принято с 1985 годом. Итак, за четверть века в России касательно РСФСР сократилось: производство легковых автомобилей — в 1,9 раза, грузовых — в 5,9, комбайнов — в 14, тракторов — в 34, часов — в 91. Число аэропортов сократилось в 3 раза, интенсивность пассажирских перевозок — на 50 %, грузовых — почти в 3 раза. Помимо сложного тяжкие времена настали и для простого, требующего, однако, культуры и усилий. Посевные площади сократились на 50 %, производство мяса — в 2 раза, молока — в 3,5, в несколько раз упало поголовье скота, например в 3 раза — коров, в 7 раз — овец. Против лома такой статистики воистину нет приема.
Общее место, что Россия стала жить присваивающим хозяйством, на ренту от природных ископаемых. Место общее, но, увы, также верное. Чтобы что-то купить, как говаривал кот Матроскин, надо что-то продать. Будь то часы, которых мы делаем меньше на порядки, или мясо, которого производим меньше в два раза. Заграница, как известно, нам поможет. В обмен на сырьевой экспорт, в цифрах динамика такова: в 1985 году на экспорт шло 20 % нефти, 5 % угля, 11 % газа, 6 % леса. В 2009 году на экспорт шло, соответственно, 66 % нефти, 35 % угля, 29 % газа, 24 % леса.
Насколько сырьевой экспорт — это наше все? Как-то уже приводилась здесь цифирь, кратко повторим самое примечательное из предыдущей серии. Экспорт нефти
И чтобы стало совсем грустно — пикантная подробность. Мало того что мы живем в сырьевой стране. Мы живем в сырьевой стране, где падают объемы добываемого сырья. Что растет? Растет цена на мировых рынках (отличие
Вся надежда на добрую и проклинаемую нами Америку, по своим соображениям держащую цену, при которой Россия еще не погружается во мглу. Дешевый доллар — дорогое сырье — дорогие акции. Если дорожает нефть, то чьи акции в России поднимутся вслед, где корреляция наиболее явная? Нефтяных компаний? Ответ неправильный. Нагляднее всего за ценой нефти вверх и вниз ходят акции Сбербанка. Самая наглядная из всех спекулятивных фишек — квинтэссенция нашего фондового рынка и денежно отраженной в нем «веры в Россию» — что ей еще остается делать?
Пиар на закуску?
В последнее время, как известно, говорится об инновациях. Но говорят о них, что принципиально, законченные материалисты. Именно в их парадигме под видом модернизации прошла деиндустриализация территории. Нечего думать и проектировать, будем лес валить. Лес — наша вечная ценность. И стали валить, пока сами не завалились.
Материалист видит только то, что можно увидеть сразу, а еще лучше потрогать. Поэтому, например, что такое нефть, ему ясно, а как создать мировой финансовый центр в России — ему непонятно. «Финансовый центр», вот беда, невозможно наглядно увидеть и потрогать. Ну почему на одних биржах оборот больше, чем на других, мониторы же одинаковые и народу столько же?
Материалистический взгляд, например, не может понять, почему ровно одна и та же груда железяк под названием «завод», с одним и тем же персоналом и даже одной и той же производительностью в натуральных единицах, — может отличаться в цене на порядок, в зависимости лишь от страны базирования? Железо ведь то же. Значит, либо «дурят нас буржуи», либо «российский фондовый рынок ждет скачок ввиду его недооцененности касательно мирового» (эту мантру особливо любили повторять накануне биржевого краха — 2008). В общем, две сладкие точки зрения. Проблема лишь в том, что они никак не поднимут капитализацию РФ. Собственно, материалист ломается там, где речь заходит о таких вещах, как институционализация и капитализация. Ему сложно примириться с крамольной мыслью, что отношения между людьми и даже между отчужденными потоками бумажек могут быть важнее с точки зрения создания стоимости, чем отношения между такими наглядными железяками и горючими жидкостями.
Так вот, возвращаясь к инновациям. Как оно видится, судя по декларациям? Видится, что будет создано много каких-то хитрых механизмов, не то энергосберегающих, не то повышающих производительность, в лучшем случае — дающих новые технологии. Проблема в том, что в экономический цикл нельзя просто так взять и вставить новую технологию, только потому, что она хорошая.
Может быть вставлено лишь то, на что есть запрос, а вот на что он есть? Где экономика пустит в себя инновации? Где их можно продать с миллиардным барышом, а где «внедрять» с потом и кровью, ломая сопротивление о колено? Пока на это не отвечено, сильны основания полагать всю «инновационность» пиаром. Говоримым, чтобы не было так мучительно больно за сырьевые будни на падающем сырье.
Александр Силаев, «Вечерний Красноярск» № 47 (288)
