Трамвай «Желание»: На пути к страсти

Главный режиссер Красноярского театра им. Пушкина Олег Рыбкин представил свою новую работу — «Трамвай «Желание» Т. Уильямса. Еще до премьеры говорилось, что ключевое слово в этой постановке — желание. Та самая искра страсти, которая вспыхивает между главными героями при первой же их встрече и приводит в финале к трагической развязке. Но — удалось ли Рыбкину донести свой посыл до публики?..

Трудно сказать. И проблема, на мой взгляд, прежде всего в образе самой главной героини — Бланш Дюбуа, молодой женщины из приличной, но обедневшей семьи. Изначально Бланш должна была играть Екатерина Соколова. Но репетиции совпали с ее уходом в декрет, и режиссер в пару к Соколовой пригласил на эту роль Людмилу Каевицер (ранее работавшую в Норильском заполярном театре драмы). По сути, это ее первая серьезная роль в краевой драме (не считая нескольких вводов). И видно, сколько труда у нее ушло на эту работу, как актриса выкладывается по максимуму — что не может не вызывать уважения. Бланш — вообще одна из сложнейших ролей мирового женского репертуара, если не самая сложная. Слишком уж противоречив образ героини, слишком многое в нем намешано. Бесконечная лживость, алкоголизм, безудержная чувственность, сводящая с ума всех мужчин вокруг, — и в то же время природная утонченность и внутреннее благородство. Что сломало Бланш, опустошило ее душу и привело в итоге в сумасшедший дом? В пьесе есть ответ на этот вопрос. Но в игре актрисы он пока сполна не проявлен.

Вот в первой сцене Бланш появляется на пороге дома своей сестры Стеллы, ища в ее семье спокойного прибежища после долгих мытарств. С нервным недоумением озирается она по сторонам, не веря, что в таком убожестве может жить ее сестра. В художественном оформлении Игоря Капитанова нет строгой привязки к месту действия. На то, что история разворачивается в Новом Орлеане, указывает (да и то условно) лишь присутствие таперов, тут же, на сцене, неспешно наигрывающих легкие джазовые ритмы. А так — ни дать ни взять наша окраинная хрущоба. Двухэтажный барак, тесные комнатушки с немудреным убранством. Все на виду у соседей — и неказистый быт, и бурлящие здесь страсти. Бланш всматривается в фотографию своего зятя Стенли, вскоре появляется и он сам. Но ни отблеска той самой искры между ними не заметно. Как не ощущается ее и в дальнейшем, когда Стенли совершает насилие над Бланш. Во всяком случае, с ее стороны. В Бланш в исполнении Каевицер в этот момент есть страх, унижение, затравленность — но не страсть, толкающая их обоих в бездну.
Актриса изначально играет на таком накале, что возникает ощущение, будто она еще до приезда к сестре помутилась рассудком. А ее бесконечные фантазии представляются не попыткой спрятаться от беспросветной действительности, а галлюцинациями умалишенной. И где в таком случае развитие образа?.. К тому же в спектакле есть несколько сцен, выпадающих из этой канвы, — диалоги с Митчем (Андрей Доряло), где Бланш приоткрывает горькую историю своей жизни. Но при общем надрыве игры актрисы и эти откровения воспринимаются без доверия — а не придумала ли она себе любовь к мальчику, который в 16 лет сломал ее жизнь?..

Казалось бы, Бланш должна вызывать сочувствие у зрителей. Но в полной мере его испытываешь лишь в тех сценах, где ей сострадает Стелла (Виктория Болотова). Вот Стелла узнает правду о своей непутевой сестрице — как потемнело сразу ее лицо! Стелле и стыдно за Бланш, и в то же время она ее оправдывает — и перед мужем, и перед публикой: «Какая она была! Не было человека добрей, самоотверженней. А ваш брат, такие, как ты, — растлили ее, втоптали в грязь, и то, что она такая, ваших рук дело». Сцены со Стеллой вообще эмоционально самые сильные в спектакле. С каким королевским достоинством она спускается по лестнице к мужу, набедокурившему и раскаявшемуся, — сама любовь и всепрощение. А финальную сцену, где Стелла мучается, видя безумие Бланш, вообще невозможно смотреть без волнения.

Что же касается Стенли, то у двух актеров этот герой показан по-разному, в том числе и в его отношении к Бланш. И у Дмитрия Корявина, и у молодого актера Николая Аузина в Стенли действительно есть и грубая мужская сила, и напор, и плебейская ограниченность. Но у Корявина Стенли не просто груб — он жесток и эгоцентричен. Приезд свояченицы-аристократки — угроза его личным интересам, семейному спокойствию. Как назойливое напоминание о разнице его среды и среды его жены, от которой она отказалась ради него. А вдруг нет?.. Поэтому насилие над Бланш в его случае выглядит как месть. Способ слить свое раздражение, взять верх — и тут же забыть о содеянном. Спустил пары и успокоился.

В Стенли Аузина, напротив, нет ни тени жестокости. Да, вспыльчив, самолюбив, самонадеян. Но добродушен. И в нем-то как раз и ощущается то самое чувственное влечение к Бланш, которое не дает ему покоя на протяжения всего действия. И в финале сносит с тормозов, пусть и без ответной взаимности. Только в исполнении Аузина по-настоящему достоверно прозвучало признание Стенли: «Мы назначили друг другу это свидание с первой же встречи».

И все же, как бы неровно пока ни выглядели отношения героев, спектакль цепляет и не выходит из головы. А зная, как совершенствуются, шлифуются со временем постановки Олега Рыбкина, можно не сомневаться — настоящие страсти в«Трамвае «Желание» еще впереди.