АСТ, Москва, 2013 — 544 стр. Тираж — 25 000 экз.
Улицкая выступила в качестве автора-составителя сборника рассказов о жизни поколения, чье детство пришлось на послевоенные годы. Прошлым летом писательница объявила литературный конкурс «После Великой Победы», из шести сотен писем выбрала некоторое количество и объединила эту выборку собственными эссеистическими предисловиями. В сочетании с винтажными фотографиями из авторских архивов и запасников историко-благотворительного общества «Мемориал»* сборник выглядит как небольшой, всенародно подготовленный справочный альманах.
Словно в пику этому ощущению рассказы поделены на полтора десятка глав с вполне энциклопедическими названиями: «Ели», «Пили», «Мылись», «Жизнь двора», «Животные», «Детдом» и так далее. Коротенькие сюжеты, в основном, повествует о вещах совершенно обыденных (и нет здесь историй о разгрузке многотонного состава, под завязку набитого сталинскими мемуарами), но под слоем полувековой пыли кажущихся то ли страшноватой экзотикой, то ли сложносочиненным гротеском. Лепешки из лебеды, хлеб по карточкам и общегородские походы в баню, перешитые в юбку пальто и один коммунальный телефон на двадцать человек, страхи перед «черными воронками», школьные тетради из газетных разворотов, в которых нужно писать между строчками.... В прологе Улицкая пишет, что задумывался этот сборник для того, чтобы показать, так сказать, физиономию эпохи: «Если мы не расскажем своим детям, они не будут знать, что значили слова Сталин, победа, коммуналка, этап, свидание, партсобрание.... Не поймут, что значит довесок (к буханке хлеба), новые ботинки или военная форма отца...». Так и получается — маленький, нестройный парад маленьких, нестройных нюансов малознакомой нам жизни.
Некоторые истории, как это часто бывает в процессе знакомства с документальной беллетристикой, проскальзывают перед глазами, оставляя после себя серенький флёр ординарности; другие хочется пересказывать — как, например, сюжет о директоре одного из пионерлагерей, куда после войны отправляли детей, чтобы те хоть немного отъелись на казенном пайке. Поскольку и этого пайка, по-хорошему, не хватало, он придумал причудливый способ для того, чтобы подкармливать своих воспитанников. Каждый день шестерых ребят отправляли в соседнюю деревню за хлебом. Принести в лагерь требовалось тринадцать буханок и, поскольку рук на всё не хватало, одну буханку ребята всегда съедали, после чего долго и стыдливо оправдывались, придумывая ворох отговорок для своего проступка. Много лет спустя автор узнал, что директор специально заказывал у своего бывшего фронтового товарища, работавшего в пекарне, на одну буханку больше...
Единственный и, в значительной степени, парадоксальный недостаток сборника, о котором невозможно не сказать — это авторитарная редактура. Если вы раньше читали какие-нибудь рассказы Улицкой, то безошибочно распознаете в подавляющем числе сюжетов её уникальные авторские интонации, вытесняющие стилистический и языковой колорит рассказов; собственно, вы не угадаете даже возраста автора (не говоря уж о происхождении), если на то нет намека в самом тексте. Это тем обиднее, что читать главы разрешено в любом порядке; кажется даже, что можно вложить в книгу пару листков бумаги и дописать на них истории, услышанные от пожилых родственников, тем самым добавив пару персональных штрихов в «портрет эпохи». Но ...
P.S. Уже известно, что спектакль по «Детству 45-53» скоро поставят в Большом драматическом театре. Повышенное внимание современных литераторов к документальным историям возвращается к ним сторицей — как со стороны театра и кинематографа, так и со стороны публики. Столь высокий, среди значимых и потенциально успешных книжных новинок, процент работ, выстроенных на документальном материале, обозначает интересную, на мой взгляд, дискуссивную проблему — а лично вы не устали от живых, непридуманных историй?
Евгений Мельников
*Организация внесена Минюстом в реестр НКО, выполняющих функции иностранного агента.
