Читатели обожают сказки. Даже самые ядовитые критики не могут отвести от сказок взглядов.
Там подложные невесты, отсеченные части тел и говорящие ослы. Сказки гипнотизируют.
«Все великие романы суть великие сказки», — говорил Набоков.
Я бы добавила, что таковы все великие повествования,
в каком бы жанре они нам ни являлись: романы, повести, рассказы, стихи.
(из предисловия)
Давно известно, что взрослые люди любят читать сказки не меньше детей, а сочинять — и того больше; слишком велик соблазн дофантазировать «ничейное», взрезав фольклорное брюхо в соответствии со своими вкусами и комплексами, или же самостоятельно склепать скелетик оригинальной истории (что, как отмечал ещё дедушка Пропп, не так-то и просто). Написание сказок утоляет присущую людям тягу к морализаторству, и в равной степени позволяет заниматься стилистическими играми лишь ради самого этого процесса — то, что возбраняется в других литературных жанрах, здесь только приветствуется. Некоторое время назад «взрослые сказки» стало модно издавать, после чего на книжные прилавки маленькой струйкой сборников и сборничков в красивых обложках потекли Петр Бормор, Ольга Лукас, Дмитрий Дейч, Нил Гейман, Келли Линк и прочие. Антология американского литературоведа Кейт Бернхаймер — украшение любой подобной коллекции; вместе с тем, человеку со слабыми нервами и радужными мечтами открывать эту книгу строжайше воспрещается, а тем паче читать её на ночь своему ребенку — оба не уснете.
В сборнике, развалившемся под воздействием российской гравитации на два томика, таятся четыре десятка небольших рассказов, которые написаны современными авторами на основе сюжетов волшебных сказок. Сюжеты взяты как авторские (куда же без братьев Гримм и Г.Х.Андерсена), так и народные, география которых обширна и экзотична: помимо Франции и Италии есть ещё Мексика, Ирландия, Норвегия, Вьетнам, Япония; имеются три русские сказки, причем две из них — за авторством иностранцев, что должно изрядно повеселить нашего брата. Среди сочинителей масса известных персонажей (скажем, уже упомянутые Гейман и Линк или, например, Людмила Петрушевская с «Где я была» из одноименного сборника), но встречаются и такие, о которых даже Гугл осведомлен слабо. Название же взято из сказки Алиссы Наттинг «Брат и птица» — это слова, которые избитый Библией, задушенный подушкой, разрубленный топором и наконец-то съеденный родителями ребенок напевает по радио (если вы почитаете оригинал, где мачеху в итоге размозжило мельничным жерновом, то поостережетесь упрекать автора в кровожадности).
Все-таки пес прогрыз в двери дыру, сквозь которую сумел протиснуться. И глазам его предстала такая жуть, что он ничего не понял. Только задрожал и завыл. Прекрасную Пеликаничку проткнули железными прутьями и поставили в красивую позу, словно живую — огромные крылья развернуты, шея изящно выгнута. Но жизнь из нее ушла, глаза стали тусклые, черные, страшные.
— Образец! — закричал кот у пса за спиной. — Он сделал из нашей сестры образец!
Естественно, что эта разнокалиберная банда ведет по читателям огонь, как бог на душу положит. Разброс по стилистике и фактуре между двумя соседними произведениями может достигать космических величин: Наоко Ава пишет «День первого снега» про снежных кроликов и их милые песенки, а следом Хироми Ито в «Я Андзюхимэко» так перекладывает японский миф о демонах, что там находится место изнасилованию трехлетней девочки и совокуплению ведьмы с каменным столбом и последующим рождением ребенка-пиявки. Творческая метода тоже разнится: так, Эйми Бендер во «Владычице красок» вырисовывает очаровательный приквел к сказке Шарля Перо, который легко можно давать в предисловии к «Ослиной шкуре»; Джим Шепард в «Лодочных прогулках по заводу «Литуя» создает подлинно экзистенциальную притчу в реалистических тонах, а Франческа Лиа Блок превращает историю о Купидоне и Психее в психологический этюд о закомплексованных влюбленных.
Кое-кто слегка хулиганит: например, Нил Гейман рассказывает про девочку-стриптизершу, которая переборщила с кремом для загара и превратилась в оранжевый шар, поработила семью, а потом улетела в космос; текст оформлен в виде протокола полицейского допроса. Стейси Рихтер переделывает «Золушку» в рассказ о пациентке городской больницы, которая сбежала от Принца, потому что он заставлял её «заниматься вонючим и опасным производством метамфетамина с применением его колдовской силы». Опять-таки по контрасту с зачем-то очень серьезными текстами вроде смахивающего на эссе «Горшочка» Ильи Каминского, где сказочный текст подается в параллели с воспоминаниями о Гражданской войне, эта фантасмагорическая — и довольно остроумная — удаль обескураживает.
Принцесса объяснила приятным мелодичным голосом, что это предприятие было опасно, особенно в условиях, навязанных Принцем, курившим сигареты с марихуаной в непосредственной близости от химических паров. Она выжила только потому, что ее оберегал особый ангел, с «жабрами», который мог существовать под водой или, возможно, «в растворе». Она именовала этого ангела «Джебом» (возможно, Джабом) и отмечала, что Джеб явился ей после употребления большой дозы «продукта». Явления ангелов, серафимов, джиннов и Элвиса Пресли вполне типичны для психотических припадков (Хочкисс, 1969), и большая часть персонала восприняла рассказанное Принцессой как аспект галлюцинирования, вызванного метамфетамином. Но некоторых сотрудников повествование Принцессы о ее вынужденном рабстве и высокорисковых работах с органической химией тронуло, и они задумались, до какой степени все это может быть правдой.
Самые интересные работы в антологии — те, которые залазят под кожу волшебному сюжету и слегка меняют его физиологию, в результате чего загадочное становится пугающим, а пугающее — безусловно страшным. Такова норвежская вариация сказки про Сивку-Бурку, который не спасает, а порабощает доброго молодца: это Дым-Угрюм, серый конь в яблоках, заставляющий хозяина совершать не только героические, но и ужасающие поступки; такова история о красавчике Тиге О’Кейне, которого в наказание за спесь нечистая сила заставила хоронить собственный труп. А на закуску можно употребить намеренно несказочные, дезавуирующие оригинальный сюжет истории — вроде рассказа о Синей бороде, которого охомутала седьмая супруга, добровольно согласившаяся на сделку со злом, или о спивающемся двенадцатом принце с лебяжьим крылышком, ставшим изгоем при королевском дворе.
Впрочем, того, кто попробует проглотить всю антологию залпом, ждет гарантированное несварение желудка, чреватое возникновением ненависти к постмодернистам с их непонятными, порой идиотическими играми. Штука в том, что когда люди играют, то они не боятся — а пространство для страхов у взрослых людей по сравнению с детьми ого-го какое.
Livebook, 2014, — 424 стр. + 480 стр. Тираж — 3 000 экз.
