Сегодня в драматическом театре на Камерной сцене состоится первая в этом сезоне премьера. Спектакль «Иллюзии» Александра Хухлина по одноименной пьесе Ивана Вырыпаева изначально задумывался как доверительная беседа о вечных ценностях, в которой зрители — это столь же значимые участники диалога, как и актеры. Побывав на вчерашнем аванпоказе, я решил, что затея удалась вполне.
Спектакль непринужденно разместился на ребре монеты, одна сторона которой — уверенная режиссерская мысль, а другая — профессионально выполненные актерские работы. Стоит щелкнуть пальцем — и монета закружится, зазвенит, превратится в легкий сверкающий шар, за которым мы будем наблюдать завороженно, не глядя на часы. А потом, когда она упадет на стол и застынет навсегда, выдохнем с легким недоумением — может ли быть так, что автор подслушал наши мысли? Или мы сами что-то шептали, одурманенные иллюзией, а актеры только лишь мастерски повторяли за нами?
Многое для зрителя, воспитанного на классической драматургии, здесь покажется непривычным. Но, правда, какие же разговоры по душам можно вести под неуютными софитами! Сценическое пространство пришлось обживать, декорируя его предметами, символизирующими расслабленный быт дружеской гостиной — полки с безделушками и кухонной утварью, приглушенный свет, музыка, доносящаяся точно из раритетного проигрывателя, всюду кофейнички, чайники и подносы с зефиром (попробовать который нам, увы, не удастся). В центре — огромный стол, он одновременно и смертное ложе, с которого отходят в мир иной, и гимнастический снаряд, и прозаический предмет мебели.
Рассказчиков всего четверо — две женщины и двое мужчин среднего возраста, в точности как у Вырыпаева. Неясно, были ли они знакомы раньше. Отчего взбрело им в голову собрать нас всех здесь, за чаем, вплести в фантазию о супружеских парах, только перед смертью задумавшихся о большой любви? Двое из них — циничнее, двое — впечатлительнее и мягче, но все они, несомненно, очень хорошие люди с хорошим чувством юмора. Как и мы с вами, как и герои их историй. Да, каждый из зрителей — не бледная тень из параллельного мира, а живой человек, и, изрекая свои монологи, рассказчики обращаются к конкретным людям, узнавая в них Дени, Сандру, Маргарет, Альберта. Узнавая — или выдумывая на ходу, не понять.
Фантазия это или чистая правда, но суть в том, что четыре пожилых человека на склоне лет по очереди попытались вывести формулу любви. В интерпретации каждого из них она получается все сложнее и заковыристее, ни одна из них не претендует на абсолют. Счастливым в своем неведении умирает лишь первый герой — он сказал все самое важное перед смертью и ушел, не ведая, что запустил цепную реакцию, что каждому из действующих лиц этой истории захочется дать единственно правильный ответ. «Не найдя настоящей любви, мы решаем, что ее вообще не существует, что это все литературный вымысел, и тогда мы женимся на том, кто рядом, кто реален, кто под рукой и потом живем с ним, или с ней всю жизнь, думая, что вот это и есть все, на что способно человечество, вот это и есть вся любовь, какая только может быть, но любовь на самом деле совсем другая». Кто-то прочтет это и согласно закивает, кто-то зевнет и уйдет курить марихуану. Если истина и одна, то люди для нее слишком разные.
Жизненные ситуации, в которые они попадают, ничуть не помогают, а только запутывают старичков, да еще и рассказчики стараются, неуклюжими остротами изменяя канву сюжета. Так, муж и жена из первой пары внезапно оказываются братом и сестрой... другие рассказчики обижаются и уходят. Простите, простите, неудачная шутка! Возвращаются. Продолжаем разговор...
Постепенно отношение рассказчиков к их историям изменяется. Если сначала они много и охотно апеллируют к зрителям, отыскивая среди них персонажей своих историй, то в дальнейшем все в большей степени начинают отождествлять с этими персонажами самих себя. Между обезличенными рассказчиками возникают некие взаимоотношения — они словно проявляются из тумана, несмотря на то, что истории их становятся все сложнее и тоньше. Мы, зрители, постепенно отодвигаемся на второй план, не сдвинув при этом ни на сантиметр ножки своих стульев. По мере того, как крепнет конфликт между рассказчиками, крепнет и стена между зрителями и актерами. Очень похоже на то, как завзятый выдумщик так увлекается, что начинает искренне верить в то, что говорит правду. Хватит ли воли актерам, чтобы поставить своих двойников на место?
Естественно, что при данном формате спектакля очень многое зависит от актерской игры. Общаться с залом на равных, не зажимаясь и не сваливаясь на обыгрывание отдельных эмоций или состояний — задача не из легких. Кто-то устанавливает со зрителями прочную связь и сохраняет ее до самого конца, кто-то ограничивается короткими взглядами и больше изображает, нежели повествует. Каждый из актеров решает эту задачу по-своему, не всегда до конца, к сожалению, но в итоге все с ней отлично справляются. Все — это Владимир Пузанов, Ольга Белоброва, Даниил Коновалов и Виктория Болотова. Когда Виктория устами условной Сандры, глядя в глаза автору этих строк, произнесла, что всю жизнь любила только его, у автора в голове пересохли все уже сочиненные строки.
«Иллюзии» очень похожи на научную работу — сначала нам предложили теорию — вольный пересказ монографий о том, что такое любовь, а потом начали ставить эксперименты на живых людях. Не обойтись без соответствующих инструментов — как уже говорилось, подчеркнутая бытийность места нашего странного диалога обуславливается большим количеством повседневных вещей. Они не только на полках — еще и в карманах рассказчиков, а, может быть, и у кого-то из вас на коленях или в сумочках. Яблоки, туфли, коробочки из-под чая, кубики рафинада — все это обыгрывается, все это зачем-то нужно. Не буду рассказывать вам о тех многочисленных деталях, которые микромизируют деятельность физическую при всё расширяющемся пространстве духа — увидите сами и сами решите, насколько это оправданно. Возьмем что-нибудь одно.
Например, канцелярскую кнопку. Такой кнопкой одна из героинь прикалывает предсмертную записку к кухонной двери — этот листок безо всяких усилий способен сорвать даже маленький ребенок. Такие же кнопки бесчисленными, вечные звездами рассыпаются по глади стола уже в нашем с вами мире. А в записке героиня задаст один вопрос: «Должно же быть хоть что-то постоянное в этом изменчивом космосе?». Кнопка — как символ вечной ненадежности или ненадежной вечности — лучшая иллюстрация к многозначному миру «Иллюзий».
Если после прочтения этого текста у кого-то сложилось впечатление, что спектакль излишне сентиментален или же переполнен воздухом, который перекладывают из одного мешка в другой, то искренне прошу у вас прощения. Спектакль этот (за который, к слову, мы тоже должны благодарить Фонд Михаила Прохорова) — такой, какой нужен. Он легкий, в меру трогательный, в меру ироничный, накрепко связанный с нашим миром, но при этом невообразимо от него далекий, обо всем сразу и о каждом из нас в отдельности. Это — настоящая современная драматургия.
Евгений Мельников,
фото пресс-службы драматического театра им. Пушкина
