Еще одна годовщина смерти Льва Николаевича Толстого — в этом году тихая, без юбилея. Вчера по каналу культура показывали передачу про его последние годы, сегодня в телепрограмме — ничего. В Казани, где учился Толстой — к памятнику возложат цветы, а яснополянский дом-музей закрыт для посещений (его реставрируют и проводят конференцию «Гёте — Толстой: диалог двух олимпийцев»). Писатель, который сопрягал все со всем в лабиринт сцеплений — под конец жизни оказался в ситуации максимального разобщения, про это любят писать и сегодня. Но мне больше нравится фильм «Последнее воскресение» («Последняя станция», 2009), в котором верят в любовь Льва Толстого и Софьи Андреевны и в самом конце.
В Америке про Толстого сейчас вспоминают гораздо больше, чем в России — в Лос-Анджелесе состоялась премьера новой «Анны Карениной», в Вашингтоне открыт памятник Толстому. Еще один памятник откроют Льву Николаевичу сегодня в Индии.
Часто создается впечатление, что где-то там Толстого вообще читают внимательнее: недавно меня очень впечатлило замечание американского толстоведа Гэри Соула Морсона о том, что в «Анне Карениной» есть еще одна незамеченная никем трагедия — судьба маленькой Ани, дочери Карениной и Вронского, о которой родители, увлеченные своими душевными катастрофами, совсем не подумали. За рубежом и толстовские тексты экранизируют чаще (но — как всегда — норовят поменять там все до неузнаваемости). Тем временем, в Российских новостях, в основном, только вот так.
Читать Толстого можно всю жизнь — он такой разный, что для каждой своей маленькой эпохи найдешь что-нибудь особенно подходящее. Я люблю его за точность и емкость, за смысл — во всем; за ориентир, который появляется, когда читаешь его дневники. За удовольствие мирных сцен «Войны и мира», грустную гармоничность «Анны Карениной» и сложную дисгармонию «Крейцеровой сонаты». За то, что он постоянно меняется и противоречит сам себе. И не так страшно перечитывать одни и те же мудрые слова, со временем понимая их совсем по-другому.
