Так случилось — а на самом деле не случилось, поскольку случай есть вещь единичная, здесь же, скорее, нас настойчиво к этому приучали — что на премьеры от музыкального театра без стандарта успокоительного нынче никто уже не ходит. Если забыли таблетки дома — не беда, всегда можно опрокинуть пару бокалов шампанского в буфете; настоящая же беда творится на сцене, и конца-края ей не видно. Что-то странное и неприятное происходит на протяжении последних лет в КМТ: исчезает, улетучивается без остатка театральная магия, пропадает вдохновение в игре артистов, каждая новая постановка претендует исключительно на статус проходной безделицы без творческих или устойчиво коммерческих перспектив. Видимо, чувствуя неладное, в театре решили от легаро-брейтбурговских экспериментов пока отойти и обратиться к одной из наиболее любимых и успешных в отечественной истории оперетт. Увы, вместо того, чтобы омолодить «Летучую мышь», ей безжалостно подрезали крылья.
Сценическая история великолепного детища Иоганна Штрауса (во всем многообразии написанных к ней либретто) столь значительна, что у каждого зрителя обязательно в закромах памяти найдется хотя бы пара ярких образов — если не из любимой всеми экранизации Яна Фрида, то хотя бы из старой красноярской же редакции этого спектакля. Таким образом, сравнения неизбежны; в случае с Вячеславом Цюпой, они не просто неизбежны, но убийственно неизбежны, фатальны. Каждое событие из числа происходящих на сцене, каждая неканоническая реплика, каждый фортель с художественным оформлением провоцируют стремящееся к бесконечности количество вопросов. Зачем в первом действии горничная Адель кувыркается с какими-то призрачными фигурами под затянувшей всю сцену белой простыней, а графиня Розалинда без устали строчит что-то на швейной машинке? Почему во втором действии раз за разом звучит марш Радецкого, а князь Орловский выносит в бальную залу охотничьего сокола? Что подтолкнуло режиссера к смелому решению поставить третий акт музыкального спектакля без единого музыкального номера? Как тюрьма превратилась в зоопарк (для тех, кто спектакля не видел, уточняю — это не метафора)? Что символизируют многочисленные «парикмахерские» загородки в доме Айзенштейна и их спорадическое перемещение с места на место? Какую функцию выполняет застенчиво слоняющийся по сцене фантом Штрауса, наконец?
Все эти вопросы носят даже не критический, а самый что ни на есть обывательский характер; полагаю, что создатели спектакля способны внятно и аргументировано ответить на них без каких-либо проблем. Но как быть с тем, что режиссерское неумение справиться с ворохом придуманных (или подсмотренных) идей опять выходит боком всей труппе? Так, приходится констатировать, что привычка «омолаживать» классический текст за счет речевых вставок из обширного поля массовой культуры приобретает в КМТ патологический характер. «Из какого же вы театра? Из ТЮЗа?», «Ломанулись!», «Не виноватый я, она сама пришла!», «Он улетел, но обещал вернуться...», упоминания Берлинской стены и тому подобные штучки сыплются как репей на могилу Николая Эрдмана. Столь же безвкусным кажется дикое художественное попурри — декорационное, хореографическое (от польки до кан-кана), костюмное (от фраков до колониальных бриджей). Наконец, крайне спорным представляется решение Цюпы до крайности усилить в спектакле комедийное начало, поскольку артисты просто вынуждены переигрывать, что никому не идет на пользу. Орловский (Александр Белопашинцев), Фальк (Иван Сосин), директор тюрьмы Франк (Николай Галактионов) в таких условиях изображают исключительных идиотов с картонными манерами, а Светлану Кольянову в роли Розалинды, которая пытается сохранить положенное её героине изящество и очаровательную манерность, всеобщая какофония проглатывает целиком.
Как парадоксально бы это не звучало после вышеизложенного, но «Летучую мышь» рекомендуется посмотреть всем без исключения. Пожалуй, даже «Казанова» не был столь выразительным свидетельством того, что музыкальный театр в нашем городе очень тяжело болен.
Евгений Мельников,
фото: vk.com/muztk
