Театральная программа очередной Красноярской ярмарки книжной культуры вынуждает расшаркиваться в искренних поклонах фонду Михаила Прохорова: она напоминала вечерний фуршет в дорогой курортной гостинице, где всего понемногу и всё в равной степени вкусно. Правда, системы в подборе лакомств не просматривалось вообще никакой, отчего вегетарианцы и адепты различных театральных диет могли почувствовать себя неуютно. А, щадить организм по праздникам — это ведь так скучно!
Традиционные читки от фестиваля «Драма. Новый код» на сей раз не имели четко выраженной национальной принадлежности. Читали суховатую «Бей-беги» швейцарца Андри Байелера о социальном аутсайдерстве и очень фактурную с точки зрения стилистики «Ложь» советского драматурга Александра Афиногенова. Наиболее же примечательным оказалось представление финской пьесы Сирку Пелтола «В сапоге у бабки играл фокстрот». Здесь счастливые родители Моника и Вейни здравствуют под крышей собственного дома, где правит безмятежность и почти обломовская леность. Круг их интересов не шире дверного глазка: цветы в палисаднике, занятный фильм и задушевные разговоры о былом. За плуг они возьмутся лишь тогда, когда кончится нефть в Норвегии и арабских странах, а пока готовы лишь вспоминать первую любовь между бутербродом из микроволновки и очередным рекламным роликом. И если с разговорами у парочки, чьи сердца заплыли уютом, все гладко, то с детьми — отнюдь. Оба уже «проскочили мимо»: старшая дочь Янита уезжает к парню-наркоману, младший Тармо с завидным упорством отказывается от школы. Бурю под крышей дома родители не замечают даже тогда, когда из окна особнячка выпадает человек. Собственно, это пьеса о вселенском безразличии, это похороны семейного благополучия и антихвалебный гимн всем равнодушным; финальная сцена с забытым днем рождения и смертью матери звучит настолько глубоким и мощным минорным аккордом, что буквально вопиет о постановке на камерной сцене.
Два больших гастрольных проекта были показаны в правобережном ТЮЗе, один — в Театре оперы и балета. О вроде бы документальных, но искалеченных медиатехнологиями «Бабушках» театра «Практика» стоит поговорить отдельно. «Пыль» израильских хореографов Инбаль Пинто и Авшалома Поллака — это виртуозная, эксцентричная хореографическая открытка, в которой можно было разглядеть и разложенный по амплуа школьный роман, и образное высказывание, например, о манере учителей взаимодействовать со своими воспитанниками. Постановка, начинающаяся с анимационного ролика в духе ранних работ Ивана Максимова, потом переносит гротеск мультипликационных метафор на подмостки: школьников на перемене невидимым ураганом засасывает в парту, колченогий учитель топчет детей и вяжет из них узлы, а отличник-подлиза извивается перед ним в услужливых акробатических поддержках. Пластически спектакль решен на высочайшем уровне — и в нарочитой близости от откровенной клоунады, за которую даже отвечает специальный персонаж-фантом.
«Времена года» Владимира Мартынова и «Балета Москва» рискованно закрывали театральную программу ярмарки. Четырехчастный музыкальный опус из вариаций на произведения Вивальди, Баха, Мендельсона и Арво Пярта с динамичной, гипнотизирующей, но скупой партитурой — пир для музыкального эрудита и, местами, серьезное испытание для прочих зрителей. Между тем работавшие над постановкой хореографы тонко и чутко вжились в струнные мотивы. В каких-то случаях абстрактные танцевальные фантазии уступали место очевидной событийности: сюжеты «Весны» и «Лета» можно было пересказать слово в слово, тогда как «Осень» представлялась устным, образным фольклором, а тягучая и контактная «Зима» — сложным, намеренно неточным переводом с чужого языка. Среди других специфических инструментов постановки стоит отметить множество музыкальных гиперссылок и одну костюмную — расположенный на сцене оркестр — а также резкую, как взмах уводящей мелодию на новый круг дирижерской палочки, концовку — небольшое произведение как бы воспроизводит в финале само себя, предрекая «Весну» следом за долгой, пленительной «Зимой».
Похоже, это уже тенденция: театр становится главной ударной силой Музейной ночи, и даже страшно, что с ней будет, если «Вспышка», мимы из «За двумя зайцами» и Андрюс Даряла разом слягут с жесткой ангиной: неужели публике останутся лишь обязательная скульптура Слонова да потехи цокольных музыкантов? Нынешняя «Ризома», встроенная в КРЯКК, получилась звонкой и по-хулигански лихой. Веселые безумцы из «LIQUID theatre» задали настроение итальянской свадьбой на площадке перед КИЦем — с битьем тарелок, беспорядочной пальбой и танцами под духовую медь. Потом мимы в ленинских залах разыгрывали дурашливые этюды из жизни cosa nostra, а артисты театра им. Пушкина читали на полиэкране «Мученика» немецкого драматурга Мариуса фон Маенбурга — блестящую пьесу о том, что грозит человечеству, если оно будет потворствовать мракобесию и разного рода религиозным фанатикам. Доносящаяся снизу, от мимов, «Усталость забыта...» вносила должную безуминку в историю о помешанном на евангелие школьнике — эта пьеса прямо-таки взывает к игровому взаимодействию персонажей, и потому неподвижность читки посреди бурлящего вокруг хаоса складывалась в сильный, хоть и незапланированный, театральный эффект. Далее случился агрессивный, социально злой спектакль-перфоманс Дарялы по «Дневникам беженцев» Бертольда Брехта, где зубодробительно сложные, свинцовые монологи были разбавлены песнями-зонгами артистов. Наконец, уже за полночь «вспышкинцы» читали «У нас все хорошо», где в связующей роли Станислав Линецкий (незадолго до того отлично спевший в контексте Брехта что-то из репертуара Rammstein) заменил Дмитрия Обуховского и неожиданно развернул всю пьесу под оригинальным углом.
Наконец стоит упомянуть ещё одно событие, которое как-то потерялось среди общего ярмарочного гама: «пушкинцы» и артисты Красноярского театра кукол прочитали драматургический текст, получившийся по итогам проекта «5+». Работа вышла забавной, неглупой, но очень странной, прежде всего, потому что неясно, для кого она предназначена в конечной своей точке — спектакле. Маленьким зрителям, судя по реакции присутствовавших на читке детей, слушать сумбурные истории о страхах, тревогах и радостях своих сверстников не слишком интересно (хотя, когда звучал рассказ о плохом мальчике, чьей любимой игрушкой был планшет, из зала раздалось удовлетворенное: «И у меня тоже!»). Напротив, это было бы крайне увлекательно для взрослых, но тогда нужна куда более зрелая подача, нежели предлагается сейчас: все эти возгласы фальцетом, позерские перепалки, танцы и прочие игры с публикой сложно представить в зрительном зале, где большинству хотя бы немножко за пять лет.
фото Алины Ковригиной
