Можете назвать меня пристрастным, однако нынешнюю Музейную ночь целиком и полностью сделали театральная программа и вермут. Вермут — в меньшей степени, да и был он только у меня, а вот с театральными проектами имел возможность ознакомиться каждый из трех тысяч посетителей «Сна разума». Конечно, где-то в недрах музея устраивались поэтические представления и пиршества электронной музыки (а на улице рубали рокеры), но именно театр придавал «ночи» обязательное ощущение события динамического, а не неуютно статичного.
Психиатрический перфоманс Николая Бермана «Я Чаадаев», к сожалению, мне посмотреть не удалось; добравшись до полиэкрана к десяти вечера, застал только жутко вещавший из черной колонки голос, своими интонациями напоминавший монологи из Френки-шоу. А вот эскиз спектакля «Бобок» по фантастической повести Федора Достоевского наблюдал почти из сердцевины зрительного зала, по которому причудливыми скачками перемещался артист Станислав Линецкий, то покрикивая на публику, то угощая её красным вином. Линецкий изображал эксцентричного, обезумевшего от белой горячки поэта, который прикорнул на могильной плите и наслушался покойничьих разговоров — изображал с явным удовольствием, азартно пускаясь в невозможное для театра им. Пушкина хулиганство. Режиссер Андрюс Даряла затеял хитрые оптические игры: словоохотливые покойники притаились блеклыми, еле различимыми тенями где-то за полиэкраном, и проявлявший их луч света сперва отражался в небольшой «песочнице», где поэт то играл с землей и живыми червяками, то складывал из бумажных обрывков карту России (хотя и без последнего тексту хватало актуальности). Отчетливо инфернальный, слегка сумасшедший показ прошел на «ура», но оставил отчетливое ощущение именно что эскизности, а позже выяснилось, что в полном комплекте постановка предполагает ещё танцы, чертей и контрабас; чертовски интересно, что в итоге получится, где и в каком качестве это можно будет увидеть.
Потом была читка киносценария Алексея Балабанова со зловещим названием «Мой брат умер», срежисированная тем же Дарялой в содружестве с Талгатом Баталовым. Вследствие перепада высот после эффектного и деятельного предшественника, текст прозвучал не столь выразительно, как мог бы, учитывая, какой градус безумия там притаился. Представьте: у некой женщины родилось два ребенка, Ваня и Петя; первый — мертвый и без глаз, второй — живой и с четырьмя глазами. Петя, однако, слепой, потому что его глазами видит Ваня, который сидит у того в голове уже много лет и заставляет читать Лескова, а позже уговаривает убить отца. То ли эстетский арт-хаус, то ли еще одна история в канву «Про уродов и людей», сразу и не скажешь; подумалось, что материал этот не совсем театрален по духу и в качестве средства воплощения скорее требует камеры, нежели актера.
Завершала всё замечательная театральная открытка под названием «Украинская сказка на русском языке». Хитрец Даряла, предваряя показ, попросил не выглядывать в происходящем политический подтекст; выглядывать сие действительно было без надобности, поскольку слона в телефонной будке не заметить чрезвычайно трудно. Артисты зачитывали поучительную сказку про жадного до власти ястреба, который пытался возглавить какое-нибудь птичье племя, но в итоге снова и снова получал от избирателей клювом по башке. Сказочный текст прорежал текст документальный — впечатления участников Майдана, пострадавших от действий «беркутовцев». А на полиэкране за спинами рассказчиков мелькали рисунки школьников, которых авторы проекта попросили изобразить Украину. Среди множества натюрмортов с богато накрытыми столами, хуторков с соломенными крышами и украинских дивчин в национальных костюмах встречалась и подлинная экзотика — например, заяц, который грызет писанку, или импозантный Бульба. Были на рисунках и люди, аккуратно выложенные лицами вниз вдоль дорожного полотна, по которому едут танки, и другие люди — в банданах, с триколором в одной руке и мачете в другой; была желто-синяя лимонка, были перечеркнутые аббревиатуры ЕС и США рядышком со свастикой, были две сжатые руки, вписанные в единую страну. Тем временем на сцене постепенно росла баррикада из стульев, покрышек и тушки огромного медведя; когда сооружение было готово, среди зрителей отыскали ладящего с Бетховеном человека и под звуки «Оды к радости» исполнили что-то мелодичное из украинского фольклора.
А уже после полуночи театр «Вспышка» организовал в Синих залах прочтение пьесы «Урод» немецкого драматурга Мариуса фон Майенбурга — трагикомической истории о том, как некий изобретатель штепсельного разъема превратился в сверхуспешного красавца, но потом обнаружил, что стал только первой ласточкой в стае своих амбициозных двойников. Марина Давыдова однажды написала, что это текст про «жизнь людей в эпоху расцвета пластической хирургии и заката гуманистических ценностей»; очень смешной, исключительно циничный и, при всем изяществе, строго ориентированный на массового зрителя (гротеск здесь для автора в какой-то момент становится скорее целью, чем средством). «Вспышкинцы» обкатывают эту пьесу уже более полугода: слегка изменили актерский состав, довели до ума некоторые характеры, добавили игровых элементов — и получили образцовую агитку имени самих себя; одна из зрительниц по горячим следам заявила, что теперь уж не пропустит ни одного их мероприятия.
Евгений Мельников,
фото: Евгений Мельников и Алина Ковригина
Фоторепортаж: Сон разума. 24-я Музейная ночь в Красноярске
В ночном: Музейная ночь`2013
Ночь, Красноярск, музей и снег: фоторепортаж с Музейной ночи`2013
