В спектакле «Маленький Иллимар» железногорского театра кукол «Золотой ключик» (это было на третий день фестиваля «Театральная весна») имеется всё, за что я в детстве не любил кукольные мультфильмы. Фрагментарный и потому неочевидный сюжет, протяжные меланхоличные мелодии, странноватые куклы с искаженными лицами, пространные философские отступления, да еще и закадровый голос добродушного старика, слегка утомленного жизнью — скажите, неужели подобные вещи не отваживали и вас тоже от голубого экрана? Впрочем, к качеству постановки это ни имеет никакого отношения, тем более что маркирована она была как «16+», то есть забрести на неё по своей воле могли только заведомо усидчивые и потенциально глубокомысленные старшеклассники.
«Маленький Иллимар» — немаленького, судя по всему, объема автобиографический роман, написанный в первой половине прошлого века эстонским писателем, имя которого большинству из нас ровным счетом ничего не скажет (если вы читали Фридеберта Тугласа, то я искренне снимаю перед вами шляпу). Это история о ребенке, который только-только учится правильно оценивать поведение окружающих его живых существ; он уже может одеться без помощи мамы, но пока еще не в состоянии отличить искренний совет от обидной шутки, неразговорчивого соседского кота считает великим мудрецом, а взрослых людей с их беседами о том «что когда-нибудь все мы умрем» не слишком-то и умными. Взрослым вообще не свойственно воспринимать детей всерьез, а животные предпочитают хрюкать или мяукать, но в разговор вступать отказываются — поэтому Илли много фантазирует, одухотворяет предметы, пытается подражать языку зверей и расшифровывает загадки мироздания с присущей детям проницательной наивностью; неспроста, что живописный задник сцены украшен пейзажем в духе «naïve art».
Спектакль поставил соотечественник Тугласа, известный кукольный режиссер Рейн Агур — получилась неспешная, сугубо созерцательная сказка в бирюзово-синих тонах, с простенькими, но красивыми песнями и небольшим набором персонажей: все взрослые — это однотипные деревянные маски, а кота от собаки с первого взгляда не отличит даже магистр зоологических наук. Она начинается как бы рассеянно, мимоходом — с суетящихся на сцене артистов, а потом точно также заканчивается, словно рассказчик устал от повествования, укрылся шерстяным пледом и отвернулся на другой бок.
Внутри этих отсутствующих композиционных границ существует некоторый произвольный набор воспоминаний — неярких, лишенных интриги и, зачастую, даже внутренней динамики; они перемежаются музыкальными композициями, на протяжении которых на сцене не происходит вообще ничего. Единственный сюжет, подразумевающий какую-то внятную и осязаемую историю, приключается во втором действии — там возникает живой, иронично окрашенный диалог (сопровождаемый, кстати, сценой распития спиртных напитков, слегка взволновавшей присутствовавших на спектакле взрослых). Этот эпизод на какое-то время разгоняет поскрипывающую дрезину спектакля до первой скорости, но затем все возвращается на круги своя, замедляется — светловолосый Илли остается один посреди сине-зеленой мглы, в которой ворочаются укутанные в плащи сказочники.
Сложно сказать, что в такой постановке может заинтересовать ребенка; скорее всего, ничего не может заинтересовать. Зрителю же постарше остается только недоумевать, отчего ему предложили именно эти малоинтересные картинки, ибо ни красоты, ни мудрости детского восприятия мира в ходе их просмотра ощутить не удается.
Может, и нет их вообще?
Евгений Мельников
