Золотой мальчик (российского театра) в штанах с лампасами Талгат Баталов в последнее время ездит в Красноярск как на работу. Так, на излете весны он трудился в правобережном ТЮЗе над приуроченным к 50-летнему юбилею театра документальным спектаклем «Шкаф», успел еще раз показать своего легендарного «Узбека» в другом театре — на крыше, а чуть ранее, на майском фестивале ДНК, презентовать парочку новодраматических эскизов. С Талгатом за это время мы побеседовали несколько раз, и одна из таких бесед под компот оказалась записана на диктофон.
- Я мало делал пьес, но много делал документальных историй и всегда сталкивался с необходимостью эксперимента. Для меня текст — это отправная точка абсолютно. Другое дело, как он будет видоизменяться в ходе работы, ведь что-то из него уйдет, что-то может добавиться. Некоторые драматурги ревностно относятся к написанным ими словам, но большинство хорошо понимает, что пьеса — это то, что каким-то образом будет переработано театром.
- Надо научиться читать драматурга. Вскрыть пьесу и прочесть автора — это задача, и задача непростая. Можно наворотить постановочных вещей, но если ты с автором не договоришься, то получится ерунда.
- Две самые дебильные темы в театре для дискуссий — это мат и голые. Обычно это возмущает людей, которые никуда не ходили и которых ничего не интересует.
- Нецензурная лексика никогда для меня не была проблемой, и вообще я в этом проблемы не вижу. Тем более, мат из некоторых пьес вынимать очень сложно. В пьесе «Травоядные» Максима Курочкина есть две ключевые фразы. Первая: «В вопросах п**жа я компромиссов не признаю». Вторая: «П**ж — это святое». Ну, замените это на «словоохотливость»? на «болтовню»? Это совершенно точные фразы.
- Всегда должен быть режиссерский портфель, в котором есть определенное количество названий. Тебе звонят из театра, и ты тут же говоришь — мол, это, это и это ставил. У меня такой истории нет, те названия, которые в портфель все-таки попали, появились там парадоксальным образом. Многое, конечно, вышло из «Любимовки» — я делал там читки и понимал, что хочу это ставить дальше.
- Я очень сильно отталкиваюсь от людей. Есть даже есть какой-то материал, мне важно приехать и увидеть, с какими чуваками я это буду делать. И уже от них отталкиваться.
- Надо брать не густонаселенные пьесы. Сложно затаскивать на репетиции десять актеров в нерепертуарном театре. Особенно в Москве. Занимаешься не творчеством, а игрой с помрежем в игру «собери артистов».
- Что такое хорошая труппа? Вот, в красноярском театре Пушкина хорошая труппа. Костяк её должен быть мобильным, чтобы можно было форсировать понимание артиста о существовании на сцене, чтобы у вас был диалог. Есть такие труппы, которые ставят перед тобой стену: «Не подходите, мы все знаем про театр, мы повидали столько режиссеров и столько проводили из нашего театра! И вас переживем». Это такие артисты постольку, поскольку они говорят и ходят, «штаны».
- Мне рассказывал случай Дима Богославский: приехал Питер Брук в Минск, и какого-то народного артиста спрашивают друзья: «Сергей Валентинович, пойдете на встречу с Бруком?» А он отвечает: «Нет, зачем, я сам в театре работаю». Чтобы увидеть такие труппы, необязательно из Москвы выезжать.
- Если актер импровизирует, что-то сочиняет сам — это просто прекрасно. Я вообще очень люблю то, что в ужасных театрах называют словом «приносы». Актеры, у них же по-другому работает психика. И они какие-то совершенно удивительные вещи приносят, которые не мозгами сделаны. Офигенные штуки, не использовать которые — большая глупость.
- Какие-то отдаленные от столицы театры находятся в конфликте с современной пьесой. Я думаю, что это сильно связано со зрителем, да и артист все-таки хочет кормиться и получать свои аплодисменты. Но после условной «Тетушки Чарлей» говорить о пошлости новых текстов — это за гранью, конечно.
- Обратная связь со зрителем очень важна. Именно поэтому я люблю публичные обсуждения увиденного после спектакля. Надо понять — это ты прое...лся, или проблема все-таки с другой стороны.
- «Попасть в зрителя» точно не является главной задачей театра. Попасть в него ведь проще всего — много тупых шуток, в каким-нибудь мелодраматичном эпизоде включить переливы пианино и пару световых эффектов, дождь, дым — и дело сделано. Но зачем зрителя обслуживать? «Мы пришли в театр отдохнуть....». Езжайте в Турцию!
- Зрителя нужно провоцировать, манипулировать им, возмущать. Считаю одним из самых важных людей в моей жизни Марка Вайля из ташкентского «Ильхома». Он очень круто работал с провокацией и хулиганством. Хулиганством можно проверять готовность города и зрителей. Кроме того, я ведь молодой еще, естественно, что мне хочется как-то отжигать.
- Терпеть не могу, когда в финале какого-то спектакля читают мораль. Мне кажется, это не имеет отношения к искусству никакого. Для этого есть другие институции, которые должны этим заниматься, но это не про театр совершенно.
- Главная мечта — чтобы в российском театре в связи с новой культурной политикой ничего не останавливалось. Чтобы все мои друзья не собрали чемоданы и не свалили, потому что эти настроения давно гуляли, конечно, но сейчас вышли на первый план. Потому что мне уже когда-то пришлось уезжать из Узбекистана, когда ситуация с культурой и всем остальным была — вилы. И что — опять что ли куда-то ехать? А пьесы пьесами, они всегда будут.
Беседовал Евгений Мельников
