Утопия 8) Обреченные. - Вста-а-ть!!! В атаку!!! Подняться! – перекрикивая грохот разрывов, орал мечущийся по окопу капитан. – Встать! Он остановился над двумя скорчившимися на дне капонира солдатами. - Встать! - Не прорвемся мы-ыы! – истерично, с подвывом прокричал в ответ один из бойцов. – Убьют! Поднявшись на колени, он бросил к ногам капитана искореженный взрывом пулемет и зарыдал по детски, размазывая по грязным щекам слезы. - Трусы! Измена!!! Офицер выкатил глаза, наводя ствол плазменного пистолета на плачущего солдата. В воздухе над укреплениями пронзительно взвыло. Голова изготовившегося к стрельбе капитана разбухла и ярко-красными струями разлетелась в стороны. - Да что же это, Михалыч? – растерянно бормотал молодой лейтенант, тряся коренастого усатого прапорщика за ремни портупеи. – Поднимать личный состав надо. Ведь изменой посчитают. Приказ! - Не подымем. Дохлый номер. Да и людей курочить не за чем. Далориане кибер-атаку пятой степени отбили. А тут всего-то мехкорпус солдат первого года службы. Не прорвем мы сегодня фронта. Пляшушее по брустверу пламя заставило лейтенанта и прапорщика упасть в липкую грязь. Снова жутко взвыло, ударило, пустило волнами землю. - Вчера не прорвали, позавчера, сегодня, - не унимался лейтенант. Уже неделю проклятую высоту утюжим...ведь, приказ...Соседи вон поднялись, а мы лежим... - Они уже снова легли, - ответил выглянувший из окопа прапорщик. – Нужно быть психом, чтобы атаковать под таким огнем. Подождем. Всего день остался. - До чего? Тяжелой кибер-техники в резерве командования нет. На семи планетах наступаем... Прапорщик вскинул гравитационную винтовку и снял появившийся над головой командира деморализатор. - Страшная штука! – скривился он. – Ничего, день... Помощь к нам идет. Похлеще интелект-танков. Помнишь, лейтенант, подземный центр на Триоле? Людей, которые не умеют улыбаться... Пилоты сказали, сегодня к орбитальной базе транспорт «Обреченных» причалил. Погрузки ждали, расположившись в многокиллометровом, временно превращенном в зал ожидания боксе. Не так давно он служил домом трем штурмовым корветам, но первая атака Дейтории была неудачной и штурмовики не вернулись. Теперь на сваренных наспех лавках в очереди за смертью сидели Обреченные. Люди, обслуживающие орбитальную базу и заглядывающие в этот бокс по долгу службы, старались в нем не задерживаться. Их пугала и жуткая, непривычная для такого скопления народа тишина, и серые, отмеченные печатью боли, лица одетых с черно-зеленую форму солдат. И странный, почему-то одетый в такую же форму белобрысый парнишка, увлеченно жонглирующий перед безмолвной аудиторией шестью гранатами. Обреченные. Это не должность и не звание. В корпус обреченных нельзя было попасть в поощерение или наказание, не брали сюда ни разгильдяев, ни отличников военной и политической подготовки. При записи не требовали дипломов – знания не играли роли. Нужны были только заявление и изорванная в клочья жизнь. Если у человека нет близких и не осталось желаний, если ему незачем жить и не к кому возвращаться, но он слишком сильный, чтоб просто спиться – это потенциальный кандидат в смертники. Останется только пройти медкомиссию и психолога, который невероятно скурпулезно станет выяснять, умеет ли будующий Обреченный радоваться. Если семена радости еще живы и смогут со временем пробиться из под пепла сожженной судьбы, ворота корпуса останутся закрытыми. Если почва мертвая и стерильная – добро пожаловать. - Послушай, Герман, - сказал, поправляя форму, маленький бородатый человек в смешном старинном пенсне, - знаю, расспрашивать не принято, но, что делает в нашем корпусе этот мальчик. Он же еще ребенок. Странно даже предположить, что в его возросте могут пропасть желания. Герман оторвался от разглядывания заваренного недавно шва на полу и посмортел на жонглирующего подростка. - Талийские споры. Медики сказали ему две недели осталось. - А родственники? - Глупый вопрос, - ухмыльнулся человеку в пенсне атлет- собеседник, - детдомовский. Бородатый протер очечки и вздохнул. - Я долго думал, - снова заговорил он, - наши психологи отбирают кандидатов неправильно. Человек, который не хочет, или не может радоваться еще способен измениться. По настоящему обречен только тот, кто не нуждается в сострадании. Вот что должно служить главным критерием. А мальчик? Смерть на Дейтории или смерть в госпитале, спустя две недели. Не очень богатый выбор. Разве справедливо, что он, такой юный, должен лечь в могилу? - Могилы, - оживился вдруг вернувшийся было к разглядыванию шва великан, - вот. Он полез во внутренний карман и достал оттуда фотографию кладбища с тремя поросшими васильками холмиками. - Это моя семья. Тут Гретта, а в этих Питер и Полли. Дом сгорел во время бомбежки. Никаких фоторгафий не осталось. Я вот такую, с кладбища сделал. Тут не видно..., рядом, справа, большое дерево растет. Очень красиво. - У меня тоже фотографий нет, - сказал бородач. – Даже могил нет. Только оплавленный кратер 30 км в диаметре. Раздался грохот. Самодеятельный актер не успел вовремя подхватить гранату и она, стуча и лязгая, покатилась к черно-зеленым рядам зрителей. Никто не вскочил и не шарахнулся в сторону. Высокий, седой мужчина поднял страшный предмет и молча подал его смущенному жонглеру. Ранним утром в сиреневом небе Дейтории взошла зеленая звезда сигнальной ракеты. Из окопов, молча, не издавая воинственных криков поднялись люди без улыбок.
Че за гон, прогона на нас не вкупаю, нах засирают ФорУМ наш?! Мне поровну ваще, но просто тема, вроде как не о борще, и не про апчхи, а тут лишь хи- да ха-... фигня, одним словом... Головы вы бестолковые... готовые хрень собирать, лишь бы видеть имя своё на форуме нашем... не гоните лажу больше... Я все сказал. Точка(Многоточие не твоё, не пускай слюни)
Обреченные.
- Вста-а-ть!!! В атаку!!! Подняться! – перекрикивая грохот разрывов, орал мечущийся по окопу капитан. – Встать!
Он остановился над двумя скорчившимися на дне капонира солдатами.
- Встать!
- Не прорвемся мы-ыы! – истерично, с подвывом прокричал в ответ один из бойцов. – Убьют!
Поднявшись на колени, он бросил к ногам капитана искореженный взрывом пулемет и зарыдал по детски, размазывая по грязным щекам слезы.
- Трусы! Измена!!!
Офицер выкатил глаза, наводя ствол плазменного пистолета на плачущего солдата.
В воздухе над укреплениями пронзительно взвыло. Голова изготовившегося к стрельбе капитана разбухла и ярко-красными струями разлетелась в стороны.
- Да что же это, Михалыч? – растерянно бормотал молодой лейтенант, тряся коренастого усатого прапорщика за ремни портупеи. – Поднимать личный состав надо. Ведь изменой посчитают. Приказ!
- Не подымем. Дохлый номер. Да и людей курочить не за чем. Далориане кибер-атаку пятой степени отбили. А тут всего-то мехкорпус солдат первого года службы. Не прорвем мы сегодня фронта.
Пляшушее по брустверу пламя заставило лейтенанта и прапорщика упасть в липкую грязь. Снова жутко взвыло, ударило, пустило волнами землю.
- Вчера не прорвали, позавчера, сегодня, - не унимался лейтенант. Уже неделю проклятую высоту утюжим...ведь, приказ...Соседи вон поднялись, а мы лежим...
- Они уже снова легли, - ответил выглянувший из окопа прапорщик. – Нужно быть психом, чтобы атаковать под таким огнем. Подождем. Всего день остался.
- До чего? Тяжелой кибер-техники в резерве командования нет. На семи планетах наступаем...
Прапорщик вскинул гравитационную винтовку и снял появившийся над головой командира деморализатор.
- Страшная штука! – скривился он. – Ничего, день... Помощь к нам идет. Похлеще интелект-танков. Помнишь, лейтенант, подземный центр на Триоле? Людей, которые не умеют улыбаться... Пилоты сказали, сегодня к орбитальной базе транспорт «Обреченных» причалил.
Погрузки ждали, расположившись в многокиллометровом, временно превращенном в зал ожидания боксе. Не так давно он служил домом трем штурмовым корветам, но первая атака Дейтории была неудачной и штурмовики не вернулись. Теперь на сваренных наспех лавках в очереди за смертью сидели Обреченные.
Люди, обслуживающие орбитальную базу и заглядывающие в этот бокс по долгу службы, старались в нем не задерживаться. Их пугала и жуткая, непривычная для такого скопления народа тишина, и серые, отмеченные печатью боли, лица одетых с черно-зеленую форму солдат. И странный, почему-то одетый в такую же форму белобрысый парнишка, увлеченно жонглирующий перед безмолвной аудиторией шестью гранатами.
Обреченные. Это не должность и не звание. В корпус обреченных нельзя было попасть в поощерение или наказание, не брали сюда ни разгильдяев, ни отличников военной и политической подготовки. При записи не требовали дипломов – знания не играли роли. Нужны были только заявление и изорванная в клочья жизнь. Если у человека нет близких и не осталось желаний, если ему незачем жить и не к кому возвращаться, но он слишком сильный, чтоб просто спиться – это потенциальный кандидат в смертники. Останется только пройти медкомиссию и психолога, который невероятно скурпулезно станет выяснять, умеет ли будующий Обреченный радоваться. Если семена радости еще живы и смогут со временем пробиться из под пепла сожженной судьбы, ворота корпуса останутся закрытыми. Если почва мертвая и стерильная – добро пожаловать.
- Послушай, Герман, - сказал, поправляя форму, маленький бородатый человек в смешном старинном пенсне, - знаю, расспрашивать не принято, но, что делает в нашем корпусе этот мальчик. Он же еще ребенок. Странно даже предположить, что в его возросте могут пропасть желания.
Герман оторвался от разглядывания заваренного недавно шва на полу и посмортел на жонглирующего подростка.
- Талийские споры. Медики сказали ему две недели осталось.
- А родственники?
- Глупый вопрос, - ухмыльнулся человеку в пенсне атлет- собеседник, - детдомовский.
Бородатый протер очечки и вздохнул.
- Я долго думал, - снова заговорил он, - наши психологи отбирают кандидатов неправильно. Человек, который не хочет, или не может радоваться еще способен измениться. По настоящему обречен только тот, кто не нуждается в сострадании. Вот что должно служить главным критерием. А мальчик? Смерть на Дейтории или смерть в госпитале, спустя две недели. Не очень богатый выбор. Разве справедливо, что он, такой юный, должен лечь в могилу?
- Могилы, - оживился вдруг вернувшийся было к разглядыванию шва великан, - вот.
Он полез во внутренний карман и достал оттуда фотографию кладбища с тремя поросшими васильками холмиками.
- Это моя семья. Тут Гретта, а в этих Питер и Полли. Дом сгорел во время бомбежки. Никаких фоторгафий не осталось. Я вот такую, с кладбища сделал. Тут не видно..., рядом, справа, большое дерево растет. Очень красиво.
- У меня тоже фотографий нет, - сказал бородач. – Даже могил нет. Только оплавленный кратер 30 км в диаметре.
Раздался грохот. Самодеятельный актер не успел вовремя подхватить гранату и она, стуча и лязгая, покатилась к черно-зеленым рядам зрителей.
Никто не вскочил и не шарахнулся в сторону. Высокий, седой мужчина поднял страшный предмет и молча подал его смущенному жонглеру.
Ранним утром в сиреневом небе Дейтории взошла зеленая звезда сигнальной ракеты. Из окопов, молча, не издавая воинственных криков поднялись люди без улыбок.
Санек Ванес Деня 8)
FLASH MAN RESPECT ! =)))))))
...Петросянки..вы наши :))) ..с Божественной силой8)