Мля!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! сетка фореве... во всей ее уроливой притягательности Какие смутные дни, как дышит ветер тревог, И мы танцуем одни на пыльной ленте дорог. Как будто клятва дана: "Hичем не дорожить", А только в этих волнах кружить. Так закипай же в крови, женьшеневый сок, Пропадай душа, беги земля из-под ног, Так лети голова вместе с листьями вниз. Такие смутные дни, такие смутные дни. И закипает в крови, женьшеневый сок, И чей-то пристальный взгляд нацелен прямо в висок, Так лети голова вместе с листьями вниз. Такие смутные дни, такие смутные дни.
Она... Она явится в чат негромко - но ты не пропустишь. Смотри! Круглым разноцветным горошком с нее сыпятся забавные фразы. Она на лету схватывает очевидное: очень скоро ее чмоки и смайлики приобретут цивилизованные формы. Она выучит "имхо" и dixi. Теперь она всегда будет иметь по разным вопросам разнообразные такие имхи. Эти ее чуть тронутые хмуринкой на лобике имхи - как маленькие мохнатые ежики - вряд ли окажутся чем-то оригинальным для тебя по сути. Но не по форме. Она как-то поразительно не смачивается тривиальной чатовской пошлостью. Россыпями мармеладинок и арахисовыми орешками она влегкую откупается от любых поползновений приобщить ее к большинству - даже не замечая непропорциональной щедрости своих даров. Немудрено: у нее этих орешков куча. И - вот же она, смотри! Идиот, ну разве можно назначать свидание ей - в переходе метро?! Ты бы еще в Макдональдс ее засунул... Все фигня - ей семнадцать. Вы гуляете... Господи, где вы только ни гуляете. Вы смотрите... Ой, что вы только ни смотрите. И признайся, наконец: ты к ней неровно дышишь. Неделя. Да? уже? Ого. Она светится глазами. Семью колокольчиками переливаются все октавы ее голоса. Она робко целует тебя - такого большого, взрослого, бородатого. Она хочет мороженого - Боже. На! Заинька моя, кушай, кушай. Она дарит тебе свои мохнатенькие иголочками имхи по всем поводам, какие только попадаются ей на глаза. У тебя полные карманы этих ее ежиков с мокрыми носиками. У тебя на мыле - ее Первые Рассказы. Она хочет, чтобы ты посмотрел. И ты сопишь, сочиняя ей такие умные рецензии, над которыми давно заснул бы даже Диккенс. А ей как с гуся вода - она рада твоему вниманию. Две недели. В голове полный сумбур. И - у тебя, оказывается, снова наросло сердце! Этого не может быть, но - оно снова есть и снова прыгает веселой кровавой лягухой. Сердце прихватывает порой - и тогда ты ловишь его руками в ушах или подмышками. Уж где поймаешь. Искупай ее в своем внимании. Подари ей изумруд дождика, подари ей искрящийся каплями Александровский сад, мокрый парапет набережной. И - гляди! - радуга над рекой и Храмом Христа Спасителя... Она лукаво звонит тебе сама - и разговор как аттракцион-горки, ууух... вжжжжик... уууух... вжжжжик... У нее поразительная кожа - как бочок у юного яблочка. Вот она. Смелая. Чуть волнуется, сидя голышом на одеялке с розовыми миккимаусами. Ты станешь перед ней на колени. Не бойся, она не стесняется. Поймай ее ежика - и не смотри на эти слезы: она счастлива. Теперь она - гусеничка, превращающаяся в бабочку. А возьмешь ты ее на столе, разметав ее тетрадки с конспектами и едва убрав из-под ее попки ее же клавиатуру и подстелив... пусть это будет коврик для мыши. Еще неделя. Она вдруг посмотрит на тебя серьезно и проницательно: - Как ты жил все эти годы? - Без тебя. - И как? Как. Так. Чего она хочет? Отчета? От тебя - отчета? Спроси ее, а ушки у нее не завянут все это слушать? Спроси ее, что она вообще забыла в нашем лепрозории. В Сетке собираются прокаженные, она разве не знала? Этого мало: в сеткиных чатах собираются смотреть на свое будущее. И многим удается - ибо их будущее это прошлое соседа. Вот он я! Пошли мне Ангела, Господи... Так вот, тебя не бывает, Ангел. Тебя не может быть. Собственно, тебя уже нет - ибо ты только что задала вопрос. Он и я - мы знаем твое будущее, Ангел - до любой точки с запятой. Тебе о нем рассказать, Ангел? А мы можем. Хочешь - по годам, хочешь - по событиям. Иди ты в жопу, Ангел. Иди ты в жопу. Да, он будет потом месяц жрать траву и выть на луну. Он разобьет модем об стену. А потом купит новый и залезет в чат - и будет молчать в чате еще полгода-год. В тоске по тебе он вырвет свое последнее сердце и скормит его тамошним собакам. Больше сердца не будет, но ему не жалко: теперь незачем. Он знает судьбу - твою и свою. Бойся его так же, как он боится себя сам.
и "девочек", поди, не раз цепляло...
сетка фореве...
во всей ее уроливой притягательности
Какие смутные дни, как дышит ветер тревог,
И мы танцуем одни на пыльной ленте дорог.
Как будто клятва дана: "Hичем не дорожить",
А только в этих волнах кружить.
Так закипай же в крови, женьшеневый сок,
Пропадай душа, беги земля из-под ног,
Так лети голова вместе с листьями вниз.
Такие смутные дни, такие смутные дни.
И закипает в крови, женьшеневый сок,
И чей-то пристальный взгляд нацелен прямо в висок,
Так лети голова вместе с листьями вниз.
Такие смутные дни, такие смутные дни.
бл...ть! много-много некрасивой правды...
насчет лепрозория............
Она... Она явится в чат негромко - но ты не пропустишь.
Смотри!
Круглым разноцветным горошком с нее сыпятся забавные фразы.
Она на лету схватывает очевидное: очень скоро ее чмоки и смайлики приобретут цивилизованные формы.
Она выучит "имхо" и dixi. Теперь она всегда будет иметь по разным вопросам разнообразные такие имхи.
Эти ее чуть тронутые хмуринкой на лобике имхи - как маленькие мохнатые ежики - вряд ли окажутся чем-то оригинальным для тебя по сути. Но не по форме.
Она как-то поразительно не смачивается тривиальной чатовской пошлостью.
Россыпями мармеладинок и арахисовыми орешками она влегкую откупается от любых поползновений приобщить ее к большинству - даже не замечая непропорциональной щедрости своих даров. Немудрено: у нее этих орешков куча.
И - вот же она, смотри!
Идиот, ну разве можно назначать свидание ей - в переходе метро?! Ты бы еще в Макдональдс ее засунул...
Все фигня - ей семнадцать.
Вы гуляете... Господи, где вы только ни гуляете.
Вы смотрите... Ой, что вы только ни смотрите.
И признайся, наконец: ты к ней неровно дышишь.
Неделя. Да? уже? Ого.
Она светится глазами. Семью колокольчиками переливаются все октавы ее голоса.
Она робко целует тебя - такого большого, взрослого, бородатого.
Она хочет мороженого - Боже. На! Заинька моя, кушай, кушай.
Она дарит тебе свои мохнатенькие иголочками имхи по всем поводам, какие только попадаются ей на глаза.
У тебя полные карманы этих ее ежиков с мокрыми носиками.
У тебя на мыле - ее Первые Рассказы. Она хочет, чтобы ты посмотрел. И ты сопишь, сочиняя ей такие умные рецензии, над которыми давно заснул бы даже Диккенс.
А ей как с гуся вода - она рада твоему вниманию.
Две недели.
В голове полный сумбур. И - у тебя, оказывается, снова наросло сердце!
Этого не может быть, но - оно снова есть и снова прыгает веселой кровавой лягухой. Сердце прихватывает порой - и тогда ты ловишь его руками в ушах или подмышками. Уж где поймаешь.
Искупай ее в своем внимании. Подари ей изумруд дождика, подари ей искрящийся каплями Александровский сад, мокрый парапет набережной.
И - гляди! - радуга над рекой и Храмом Христа Спасителя...
Она лукаво звонит тебе сама - и разговор как аттракцион-горки, ууух... вжжжжик... уууух... вжжжжик...
У нее поразительная кожа - как бочок у юного яблочка.
Вот она. Смелая. Чуть волнуется, сидя голышом на одеялке с розовыми миккимаусами.
Ты станешь перед ней на колени. Не бойся, она не стесняется. Поймай ее ежика - и не смотри на эти слезы: она счастлива.
Теперь она - гусеничка, превращающаяся в бабочку.
А возьмешь ты ее на столе, разметав ее тетрадки с конспектами и едва убрав из-под ее попки ее же клавиатуру и подстелив... пусть это будет коврик для мыши.
Еще неделя.
Она вдруг посмотрит на тебя серьезно и проницательно:
- Как ты жил все эти годы?
- Без тебя.
- И как?
Как. Так.
Чего она хочет? Отчета?
От тебя - отчета? Спроси ее, а ушки у нее не завянут все это слушать?
Спроси ее, что она вообще забыла в нашем лепрозории.
В Сетке собираются прокаженные, она разве не знала?
Этого мало: в сеткиных чатах собираются смотреть на свое будущее. И многим удается - ибо их будущее это прошлое соседа.
Вот он я!
Пошли мне Ангела, Господи...
Так вот, тебя не бывает, Ангел.
Тебя не может быть. Собственно, тебя уже нет - ибо ты только что задала вопрос.
Он и я - мы знаем твое будущее, Ангел - до любой точки с запятой. Тебе о нем рассказать, Ангел?
А мы можем. Хочешь - по годам, хочешь - по событиям.
Иди ты в жопу, Ангел.
Иди ты в жопу.
Да, он будет потом месяц жрать траву и выть на луну.
Он разобьет модем об стену. А потом купит новый и залезет в чат - и будет молчать в чате еще полгода-год.
В тоске по тебе он вырвет свое последнее сердце и скормит его тамошним собакам. Больше сердца не будет, но ему не жалко: теперь незачем.
Он знает судьбу - твою и свою.
Бойся его так же, как он боится себя сам.