НОС без лица

Самые именитые писатели современности не вошли в шорт-лист премии

Книга как продукт, книга как искусство и книга как социальный институт — вот три кита, на которых была основана III Красноярская ярмарка книжной культуры (КрЯКК). В течение пяти дней МВДЦ «Сибирь» погрузился в атмосферу высококвалифицированного и разностороннего чтения.

Для участия в третьей ярмарке зарегистрировалось 184 экспонента (в прошлом году их было 115) и 40 журналов на общем стенде периодики. Ведущие российские и местные издательства представляли красноярским читателям свою печатную продукцию, а организаторы — серию культурных мероприятий для всех категорий читателей.

Премия с ограниченной ответственностью

День открытия выставки завершили публичные дебаты, посвященные объявлению шорт-листа литературной премии «НОС», стартовавшей в год 200-летнего юбилея Николая Гоголя. Обсуждение длилось около двух часов и было призвано подчеркнуть открытость конкурсного процесса по определению главной книги, заключающей в себе черты новой словесности, современности и социальности. Члены жюри, в состав которого вошли историк культуры Марк Липовецкий (интервью с ним читайте на с. 26—27), редактор журнала «Неприкосновенный запас» Кирилл Кобрин, поэт Елена Фанайлова, журналист Владислав Толстов и председатель Алексей Левинсон, руководитель отдела социокультурных исследований «Левада-центра», мотивировали свой выбор короткого списка премии. В шорт-лист вошли шесть имен: Андрей Аствацуров («Люди в голом»), Татьяна Бочарова («Новочеркасск: кровавый полдень»), Лев Гурский («Роман Арбитман»), Сергей Носов («Тайная жизнь петербуржских памятников»), Андрей Степанов («Сказки не про людей») и Елена Элтанг («Каменные клены»). Все книги, по замечанию соучредителя Фонда Михаила Прохорова Ирины Прохоровой, можно разделить на основные блоки: интеллектуальная проза, неосоветская литература, гоголевский гротеск, документалистика и условно-реалистическая проза. Всего на соискание премии было прислано более 200 текстов, которые, конечно, не могли полностью представить современный литературный процесс, однако наметили одну из его ключевых линий развития.

- Мы отвечаем за некоторую часть русскоязычной литературы, но не за всю, объяснил Левинсон. — В этом проявилась наша скромность. В определенном смысле мы — премия с ограниченной ответственностью.

Сами дебаты, разумеется, развернулись вокруг Виктора Пелевина, Владимира Сорокина и Льва Рубинштейна, книги которых не вошли в шорт-лист. И хотя апеллирующие сами заметили, что ситуация, когда по факту присуждения премии остаются смертельно обиженные и категорически не согласные авторы и читатели, является совершенно нормальной, интрига держалась до конца. Дело в том, что по правилам короткий список возможно было расширить до десяти произведений, однако эксперты не пошли на такой шаг, борясь с магией имени известных писателей.

- Это горячо любимые нами авторы, — подвел итог председатель жюри. — Но премия дается не авторам — премия дается книгам. Именно поэтому, отдавая дань этим писателям, мы не могли представить их произведения в шорт-лист.

Поэты могут не волноваться

На публичных дебатах премии «НОС» Елена Фанайлова произнесла такую фразу: «Писатели могут не волноваться». В том смысле, что большие и серьезные авторы всегда остаются вне любого конкурсного процесса. Ежегодный поэтический слэм, который проводится в рамках КрЯКК, продолжил эту тенденцию. Арт-чердак, три минуты для чтения авторских стихотворений. Четверка фаворитов состояла из победителя прошлого года Артура Матвеева, мелодекламатора Мити Косякова, на протяжении нескольких лет пытающегося делать культурное явление из самого себя, ровного и правильного Александра Вознесенского и Антона Мезенко, который и был признан королем поэтов. Мезенко с его медитативными, построенными на звукописи и ассоциациях стихами немного не хватило до победы в 2008-м, и вот теперь он сделал недостающий шаг вперед и занял первое место. Никаких неожиданностей. Десяток стихотворцев местного розлива, обрамляющих общее действо. Василий Прокушев — в роли культурной оппозиции, предлагающий вместо гладкого русского литературного и ожидаемого современного языка мастерски зарифмованную нецензурную лексику во всем ее многообразии. Зрители, нескольким из которых выпало судить первый и второй тур, оценивающие выступление по пятибалльной шкале за содержание и мастерство исполнения. Пара поэтов из Москвы, призванных оживить территориальную конкуренцию. И — ни одного стихотворения с большой буквы. Нет, пожалуй, явных графоманов на III поэтическом слэме не было. Были качественно зарифмованные строчки, остроумные формулировки, бытовые и вечные темы. Но не случилось ни одного произведения, которое бы запомнилось надолго, и ни одного автора, которого бы захотелось прочитать внимательнее и подробнее. Конечно, у четырех молодых людей, которые вышли в финал, видны начитанность и чувство языка. Но каждый их них явился скорее эксплуататором своего текущего уровня в рамках избранного типажа «харизматичного игрока в слова», нежели чем-то большим. И красноярский поэтический слэм превратился в милую изящную безделушку, которая, конечно, в масть и в интерьер, но, в отличие от многих других мероприятий КрЯКК, он не оставил впечатления значимого культурного события.

Спиритический сеанс

Одним из главных разочарований ярмарки мог бы стать несостоявшийся приезд Владимира Сорокина, одного из ключевых авторов русской постмодернистской литературы. Мероприятие под названием «Код Сорокина» береглось организаторами на последний день. Он был заявлен своеобразным хэдлайнером КрЯКК. Но автор так и не появился перед своими читателями, официальная версия — болезнь. Однако сказать, что встречи в итоге не состоялось, нельзя. Положение спасли Александр Гаврилов, главный редактор журнала «Книжное обозрение», и два литературных критика и журналиста Николай Александров и Константин Мельчин. Попутно рассуждая о том, что это, в принципе, закономерно для такой загадочной фигуры в культурной современности — проводить творческую беседу с Сорокиным без самого Сорокина, — господа литературные эксперты попытались вызвать перед читателями, по замечанию Мельчина, дух этого автора и все-таки поставить перед ним несколько знаковых вопросов. Что такое авторское отстранение? Когда ему можно верить, а когда нельзя? Насколько вообще уместна такая постановка проблемы, как «Код Сорокина», меняется ли этот писатель в процессе творчества?

- Собственно, мы говорим даже не о Сорокине, а о Сорокиных, — заметил Александров. — Такое впечатление, что сам автор, развиваясь, множит совершенно разные художественные миры и в итоге становится неравен самому себе. Отсюда и возникает проблема: как определить художественный язык Сорокина, в чем его особенность?

Рассуждая об эволюции текстового пространства Сорокина, Александр Гаврилов выделил два основных этапа, напрямую связанных с адресатом сорокинских произведений. Вплоть до начала 2000 года писателя читает, по выражению редактора, узкий круг «русских международных интеллектуалов», для которых важен эксперимент в литературе и которые были готовы его вместе с автором проводить. Но после Сорокин выходит к принципиально другому читателю, который обладает другим опытом и не готов разговаривать с автором на его языке. Тут-то и начинают кипеть бурные страсти от публичного сжигания книг Сорокина до придания ему статуса культовости. При этом на второй план начинает отходить главное — значимость авторской ответственности, которую принял на себя писатель, отважившись на деструктуризацию привычного литературного мира.

Конечно, это был скорее разговор о Сорокине, нежели дискуссия с ним. Возможно, оно и к лучшему. Создалось впечатление, что серьезная часть красноярской читательской аудитории оказалась не в состоянии принять подобный ракурс события и просто заслушала лекцию. Но одновременно с этим разговор не получил ожидаемого поворота в сторону непрерывного нападения на автора. Вопросы о психической полноценности писателя, красноярцы, конечно, задали, но сделали это робко и неуверенно. Вероятно, для нас не столько важна демонстрация некоторого культурного факта, сколько беседа о нем между людьми, которые в совершенстве владеют предметом разговора.