Утешение в терафлопсах

К 2015 году студентов в России будет меньше в два раза

Что такое Совет ректоров? Это не орган государственной власти. Не бывает, что «Совет ректоров постановил» и все бросились исполнять. Скорее это что-то вроде джентльменского клуба, где собираются наделенные властью: ректоры, чиновники от образования, депутаты. Совещаются, договариваются. Но поскольку люди не простые, а наделенные, мнения могут иметь последствия.

То есть что-то вроде элитного клуба, с существенной оговоркой — на заседание допускаются журналисты и вообще посторонние. Футурологи говорят, что в XXI веке все больший вес будут иметь вот такие вот клубные формы власти (а конспирологи уверяют, что именно такие формы всегда и правили). Собрано это по принципу матрешки: есть Совет ректоров Красноярского края, Сибирского федерального округа, Российской Федерации. Последнее такое «заседание ложи» в масштабах Сибирского округа прошло в понедельник в Красноярске.

Опровержение Гарварда

Приурочено оно было к визиту высоких гостей — министра образования и науки Андрея Фурсенко и президента Российского союза ректоров Виктора Садовничего, он же ректор МГУ. Визит высоких гостей был приурочен к визиту еще более высокого премьер-министра. Притом интересно, что Владимира Путина ждали в СФУ, а совет проходил в СибГАУ. При желании тут можно видеть какой-то умысел, а без такого желания — все логично: именно ректор СибГАУ Геннадий Беляков возглавляет Совет ректоров вузов Красноярского края, ему и принимать гостей.

Фурсенко на заседание добирался, но так и не добрался, господин Садовничий добрался и пробыл менее часа, но линию провел. Начал с того, что дела в российском высшем образовании не столь плохи, как о них малюют. В пример привел поучительную историю с рейтингами, выставленными Московскому университету британским агентством «Таймс». «Что за рейтинг, — возмутился Садовничий, — если мы на 150-м месте в мире, а больше никого из российских вузов нет в числе лучших 500?» Это, продолжил он, «попытка унизить нашу систему образования, и это стратегия не нашего государства, это конкурентная борьба на известном поле».

Пока ничего особого — оценку, выставленную из стана конкурентов, всегда оспаривают. Поучительно, что Садовничий... убедил в этом самих британцев. По его словам, британские эксперты приехали в Москву, посмотрели, и рейтинг МГУ ушел вверх на несколько десятков мест. А в топ-500, заверил Садовничий, с этого года начнут неплохо себя чувствовать российские вузы.

«В каком еще университете мира, — риторически вопрошал Виктор Антонович, — есть компьютер на 500 терафлопс? В девяти американских ядерных центрах есть, а в университетах нигде в мире нет, а в МГУ есть». Напомним, что терафлопс — триллион операций в секунду. От оперативности господин Садовничий перешел к космосу: «Какой еще университет запускает в космос собственные спутники?» И, наконец, подловил сам Гарвард на человеческом факторе: «У нас в МГУ соотношение преподавателей и студентов 1 к 3, а в Гарварде 1 к 4,7». Что ж, за терафлопсы, спутник и человеческую пропорцию можно только порадоваться. И хотя к качеству образования все это, пожалуй, лишь косвенные индикаторы, все равно приятно.

Не стоит переживать и за школьников. Пока не было ЕГЭ, считалось, что школьники усваивают программу поголовно. Двойку за выпускные экзамены не ставили, вроде как неприлично это тем, кто ставит. Формальная процедура оставила часть российских школьников без аттестата. Это не страшно, заверил ректор Новосибирского университета Николай Пустовой, он же председатель Совета ректоров вузов СФО. «У нас 3,5 процента остались без аттестата, а во Франции 5-6 процентов, и там это нормально». И не надо устраивать никакие вторые и третьи волны по сдаче ЕГЭ. Надо убедить родителей и общественность в том, что, как было сказано, «только идиот не может сдать экзамены в школе».

Поток мелеет

Впрочем, площадка была не столь про утешения, сколь про проблемы. Тот же ЕГЭ, как известно, проблема для ректорского сообщества. Виктор Садовничий едва ли не главный идеолог борьбы с универсальным экзаменом. Аргументация «против» общеизвестна: тестовая форма не дает раскрыться индивидуальности, исключает мышление, сводит образование к запоминанию и стандартным навыкам, и коррупции меньше не становится — она лишь меняет дислокацию. Некогда ректор МГУ даже выражал сомнение, что не смог бы сдать вступительные экзамены, если бы полвека назад их принимали в форме ЕГЭ. Надо заметить, что президент ректорского союза родом из деревни, и многие разделы математики будущему профессору математики... не преподавали. Тест на знание мог срезать такого абитуриента, спасало лишь личное общение с экзаменатором.

Сейчас Садовничий относится к ЕГЭ немного терпимее, но и сами правила немного изменились. Например, ректорское сообщество отстояло право принимать школьников по итогам олимпиад. И это не капля в море: в прошлом году через предметные олимпиады прошло полмиллиона школьников.

Вообще, о проблемах в вузах можно начать со статистики. Цифры озвучивал в своем выступлении Владимир Миклушевский, заместитель отсутствующего Андрея Фурсенко. Он его буквально и замещал, играя в диалоге «за государство». «К 2015 году количество студентов в стране сократится почти вдвое, — заметил он. — А если точнее, с 7,2 миллиона примерно до 4,2». И это не чья-то воля — это демография. Вообще есть два тренда: все больший процент выпускников школ поступает в вузы (сейчас около 80 %), но все меньше становится самих выпускников. Демографический спад 90-х еще аукнется. И даже если каждого школьника автоматически перевести в вуз, студентов будет меньше. Соответственно, должно стать меньше вузов и преподавателей. Ладно, обогнали Гарвард по педагогам, но дальше гнать уже некуда: пропорция учителей и учеников 1 к 1 была бы уже анекдотом.

Уволенным преподавателям можно будет поискать работу в дополнительном образовании, утешал Миклушевский. Что будут уволенные — уже, видимо, не вопрос.

В поисках технаря

Система образования поневоле должна съежиться вслед за демографией — это объективно. Обсуждались и субъективные неудобства. Как сказал депутат ЗС Михаил Васильев, «мы уже потеряли ряд технических специальностей, интереса к ним уже не появится». Хотя в крае всегда было больше технических вузов, вчерашние школьники выбирают гуманитарные направления, от экономики до педагогики. Часть вины за это была возложена на школу и допобразование: как правило, упор там делается на гуманитарные профили. Но это не чье-то произвольное решение — центры допобразования и школа следуют за модой, а она такова.

Таким образом, например, в стране будет перепроизводство экономистов. Можно сократить бюджетные места в вузах гуманитарного профиля и за счет этого увеличить бюджетную квоту на технические специальности. Так делается. Но это, заметил Миклушевский, почти ничего не дает: сокращение бюджетных квот компенсируется расширением коммерческого набора. «В свободной стране живем», — то ли с гордостью, то ли с сожалением повторили несколько ректоров. Народ хочет, чего он хочет, вузы — вольны продавать это. В итоге перепроизводство, но деться некуда.

Технический специалист становится редкостью. «У нас в Новосибирске открылись 15 супертехнических классов с тройным финансированием, — упомянул Николай Пустовой. — Это штучный товар, с этим теперь надо работать».

Вот и простейший пример, что студенты и их родители, мягко говоря, не самые эффективные заказчики образования. Но и работодатели не идеал заказчика, в чем сошлись депутат Васильев и ректор Садовничий. По словам последнего, «курс матанализа не нужен ни одному работодателю, если работодатель будет диктовать, мы потеряем фундаментальную науку». «К сожалению или к счастью, кто-то должен думать не только о зарабатывании денег, но и о бабочках», — согласился депутат. Выходит, что место заказчика образования свято, но как-то пусто.

Зато проблема «платности образования» предстает надуманной. По словам Миклушевского, последние три года мы имеем одно и то же число мест на бюджетный набор при сокращении выпускников школ. Лучше становится образование или хуже — вопрос отдельный, а вот что оно все доступнее — легко доказывается статистикой.