«Мы живем в эпоху капитализма, а я бы вернулся в Советский союз»
Старейший радиоведущий ди-джей Алекс, он же известный шоумен Алексей Немченко, он же программный редактор «Русской волны» и автор книги «Специалист по ожиданиям». Поклонники называют этого человека героем нашего времени, недоброжелатели — этаким «перекати-поле». Алекс действительно не отличается постоянством. Но никто не может усомниться в том, что он настоящий профессионал своего дела.
С Алексеем Немченко мы встретились в парке Горького на концерте, посвященном памяти Виктора Цоя, который Алекс вел. Он то и дело убегал на сцену объявлять следующего исполнителя. Несмотря на это, беседа у нас получилась легкой и непринужденной.
Алексей, вы сейчас постоянно на сцене, а помните ли вы свой первый выход?
Помню. Это было в четвертом классе. Я должен был читать басню перед всей школой в ДК труда. Вышел, и меня пробил страшный хохот. Минут семь смеялся, пока меня не унесли со сцены. Я продолжал хохотать, наверное, еще с полчаса. Не знаю, что такое на меня нашло. Это был единственный раз, когда я сплоховал на сцене. Никогда больше — ни в телевизионных, ни в радиоэфирах — ничего подобного со мной не случалось.
Как вы попали в шоу-бизнес?
После школы я поступал в педагогический институт, на филфак. Но сдал на «два» немецкий и не прошел. Пошел работать во Дворец культуры. От ДК меня направляли в гуманитарный университет профсоюзов, в Петербург. Так что я по специальности — культмассовик-затейник. Я заканчивал университет как раз в тот период, когда началась перестройка. Вышел с такой профессией, что было непонятно, где и кем работать. Но мне повезло: начал вести концерты, организовывать праздники, вечеринки. Так и остался в этой сфере.
Вы непосредственно связаны с клубной жизнью. Что думаете о людях, которые посещают такие заведения?
Клубы сейчас существуют самые разнообразные. В одних — собирается быдло, в других — те, кому хочется чего-то изящного. Я бы с удовольствием открыл пару клубов попроще, с чаем, водкой, сухарями, для небогатых музыкантов, журналистов, телевизионщиков. Ведь среди творческих людей реально есть те, кто мало зарабатывает. Хочется, чтобы они тоже могли где-то встречаться.
В каких клубах работаете вы?
О! Я сейчас работаю в клубе, где собираются очень дорогие люди. Сначала напрягался. Но потом мне объяснили: «Просто не говори таких вещей, за которые тебе будет стыдно». И я не говорю. Все интеллигентно, по-взрослому. Я воспринимаю это только как зарабатывание денег. Мне на самом деле не нравится, как там отдыхают: лично я не хотел бы целый вечер сидеть и смотреть стриптиз, накачиваясь текилой. Мне интересен какой-то движняк, разговоры. Да и громкая музыка во время отдыха раздражает.
А как вы отдыхаете?
Если выдается свободная минутка, смотрю зарубежные комедийные сериалы и голливудские сказки. Лучший фильм на земле — «Ледяная планета», лучший мультфильм — «Арзак». Только перед просмотром этих произведений нужно специально подготовиться. А еще я недавно вступил в первый полк армии Наполеона. Мы, взрослые мужики, переодеваемся в мундиры. Я хожу с барабаном, у меня есть треуголка, я учу французский. Мы выезжаем за город, ходим в штыковые атаки. Сейчас вот предстоит поездка в Бородино. Это неделя в палатках, под дождем, без всяких современных штук: холодильников, компьютеров. Будем воевать с русской гвардией, петь французские песни, пить самогон. Это как путешествие на машине времени.
Вы как-то сказали, что современную музыку придумали «Битлз», Дэвид Боуи и Спаркс. Остальные ее испортили. Однако вы сами пишете песни…
Да, «битлы» музыку придумали. А я ее защищаю. Убежден, что на дискотеках играет полная фигня. А то, что пишу я, — это не совсем музыка, это такое полутеатральное желание высказаться, донести какую-то свою мысль. Был период, когда я загорелся и даже записал четыре песни. Но здесь есть такая проблема: не то чтобы у меня совсем не было слуха, но иногда он почему-то отказывает. Музыканты в такие моменты просто корчатся: «Песня хорошая, мелодия, но ты поешь — хоть вешайся…» Однако моя группа все же существует. Я нет-нет да напишу пару песен. Иногда мы выступаем с ними на мероприятиях. Серьезно этим заниматься — не тот возраст. Или, наоборот, выйти на пенсию — и уж тогда музицировать.
Какие-нибудь ЧП на концертах с вами случались?
Бывало. Помню, должны мы были группой выступать в ДК железнодорожников. А пацаны взяли и не пришли. Я быстренько других музыкантов понадергал. Говорю им: «Я буду петь, а вы играйте. Постарайтесь попадать». Мы вышли и мучительно попытались что-то исполнить. Тут еще парень какой-то из зала выискался: он увидел одиноко лежащую бас-гитару, взял ее и начал подыгрывать. А гитара оказалась подключена. Понятно, что тихо подыграть у него не получилось. Я в это время пою… В общем, яркое такое зрелище.
В 80-е годы рок был своеобразным протестом против социального строя. В 90-е это как-то пошло на убыль. Сейчас возникают всевозможные неформальные движения. А зачем вообще протестовать? Может, пусть все идет своим чередом…
Нет, обязательно надо протестовать. Против Филиппа Киркорова, против нашей политики. Другое дело, что в 80-е это все было намного искреннее. Сейчас вообще редкая группа отличается. А чтобы кто-то реально протестовал, говорил правду — такое не встречается практически совсем. Могли бы этим заниматься рэперы, но и они занимаются фигней. Опять перерезанные вены, наркотики. Посмотришь: мальчик из благополучной, обеспеченной семьи. Какие у него там вены перерезанные? Все это, в общем, фуфло и понты. Я, по крайней мере, стараюсь найти повод. Вижу, например, проституток. Мне становится обидно за этих людей. Беру и пишу об этом песню. Проблем ведь на самом деле очень много.
Если говорить о политике, то чем особенно вы недовольны?
Самая большая проблема заключается в том, что мы не знаем правду. И есть такое подозрение, что мы не сможем ее узнать. По крайней мере, в ближайшее время. Одно то, что политикой сегодня занимаются богатые люди, значит, что она не может быть человечной. Мы живем в эпоху капитализма. Мне это не нравится, я бы вернулся в Советский Союз.
Говорят, вы участвовали в постановке любительских спектаклей…
Как-то перед Пасхой мы ставили религиозный спектакль в храме Преображения Господня Римско-католической церкви. Я тогда похудее был, волосы длинные. Играл Иисуса Христа. Появлялся так красиво. Бабушки просто плакали. Это было верхом моих творческих достижений. Я и сейчас иногда пишу сценарии для детских постановок, передач. А вот в театре, к стыду своему, уже давно не был. Очень хотелось бы заняться театром, но пока никак не получается.
А что там за история с выставкой стульев?
Одна знакомая прислала мне напоминание в «Одноклассники» о юбилее вечеров авангардного искусства. Я придумал эти вечера и раньше их проводил. А юбилей мы решили отметить выставкой-перформансом. Прошлись по городскому Дворцу культуры, насобирали стулья и сделали из них композиции. Например, композиция «Инопланетянин» выглядела так: стоят стулья, а вместо одного стула — два мольберта. Или «Камасутра»: стулья по-разному друг на друга накиданы. Сложнее всего тут пришлось бабушкам, работающим в ДК. Вот я делал композицию «Прогулка»: поставил один стул мужской, а другой — женский. Притащил и набросал там веток, как будто они гуляют. Бабушкам потом пришлось все это убирать.
У вас выходили книги рассказов. Их легко можно найти в Интернете. Где берете сюжеты? Что вдохновляет?
Я люблю писать грустные рассказы. Раньше мне постоянно говорили: «Ты такой веселый человек. Почему рассказы такие грустные?» Наверное, это компенсаторная какая-то функция. Когда садишься писать, то думаешь, что надо написать что-нибудь действительно важное. Сюжеты беру из жизни: случаются у меня какие-то переживания, у знакомых что-то происходит. В рассказе «Сны» вообще все автобиографично, от начала и до конца. Все реальные люди, только имена изменены. После выхода этих рассказов мне даже звонили знакомые из далекого прошлого. Узнали себя.
У вас трое детей. Двое уже совсем взрослые: сыну — двадцать, дочери — пятнадцать. Интересно, как вы их воспитывали: со всей строгостью или, наоборот, в атмосфере вседозволенности? Каково это вообще — иметь отца-ди-джея?
На самом деле, как выяснилось, воспитатель из меня никудышный. Я воспитывал их демократично: делай то, что считаешь нужным. Сейчас я уже думаю, что нужно было как-то по-другому. У меня умерла жена, и был такой период, когда приходили какие-то женщины. Это не способствовало тому, чтобы дети нормально росли. То есть они воспитывались как-то сами по себе. Теперь у нас нет такого взаимопонимания, какого хотелось бы. Они не разделяют мою любовь к музыке. Не курят, не пьют. В общем, совсем на меня не похожи.
А какие люди вам нравятся?
Открытые, интеллигентные, с которыми можно поговорить о музыке и литературе. Они не напрягают. Не люблю таких, которые создают суету. Богатых и жадных очень не люблю. Если хочешь занять денег, иди к такому же нищему, как и ты. Человек на навороченном «джипе», как правило, никогда тебе не поможет.
Вас легко ли вывести из себя? Что вообще раздражает?
Все, что угодно: выпуск новостей, статья в газете, пьяный сосед, который вернулся в четыре часа утра, врубил фигню какую-то на полную катушку и лег спать… Многие вещи. Я очень восприимчивый человек, поэтому переживаю по любому поводу. Что я в таких случаях делаю? Разговариваю с соседом, переключаю канал, выбрасываю газету в мусорное ведро…
А чего вы боитесь?
В детстве я болел клаустрофобией. Когда мне было лет восемь, мы полезли в довольно узкую, очень глубокую трубу. Где-то на половине пути я сильно испугался, что застряну. Уже в подростковом возрасте я специально пошел в пещеру, чтобы избавиться от своих страхов. Клаустрофобия прошла. Сейчас есть легкая боязнь, что жизнь, которая какая-никакая есть — дом, семья, работа, — может рухнуть. Что касается работы, то быть просто хорошим парнем — это ведь не профессия, за это не платят денег. Случись что, например, я заболею — вообще не знаю, как я буду выживать. У меня нет родных, все умерли. Особо помогать некому. К тому же у меня нет никаких накоплений.
Вы человек верующий. Вас с детства так воспитывали?
Нет. Родители, наоборот, находились на идеологическом фронте. Отец выступал против церкви, даже статьи писал по этому поводу. Тогда Ленин должен был заменить Бога. Но у меня с детства закрадывались подозрения, что Ленин все-таки не Бог. Когда я учился в Питере, как-то зашел в храм Святой Екатерины. И понял, что чувствую себя там как дома. Для меня естественно, что есть церковь, что существует Бог, что нужно молиться, надеяться на то, что после смерти что-то есть. Так должно быть.
Вы верите в судьбу?
Я верю в предназначение. У каждого человека есть какое-то предопределение. И пока он не поймет, не воплотит его в жизнь, он будет чувствовать себя неуютно. Это сейчас происходит со мной. Тот, кто нашел свое предназначение, чувствует себя умиротворенным. И это не измеряется деньгами. Тот же Роман Абрамович. Вряд ли он себя нашел. Может быть, он по ночам ворочается и думает: «Какой я урод».
Знакомо чувство гордости за себя, любимого?
Я испытываю его постоянно. По утрам иногда накатывает, вечерами. Вот буквально вчера брусничная настойка удалась.
А недостатки у вас есть?
Хороший вопрос. Года два назад, помню, заходит ко мне участковый. Я с утра такой немножко помятый. Он смотрит на меня и говорит: «На вас соседи случайно не жалуются?» Почему вы у меня про недостатки спрашиваете? Я не скажу.
А о мечтах скажете?
Мечтаю выйти на пенсию и работать па причале в Новой Зеландии приемщиком причального конца. Есть такая профессия. Раз в неделю принимать причальный конец туристической яхты, а остальное время ловить рыбу и смотреть Красноярское краевое телевидение по спутниковой тарелке — типа ностальгия. Но пока эта мечта недостижима, потому что Новая Зеландия закрыла въезд для иностранцев.
Олеся Паршина, фото Александра Паниотова
