Александр Бушков: «Литературная деятельность - это такая разновидность алкоголизма. От неё отстать - невозможно».

Родился 5 апреля 1956 г. в Минусинске.

С 1973 г., после окончания Абаканской средней школы, четыре года работал почтальоном, грузчиком, страховым агентом, рабочим геофизической экспедиции.

Писательскую деятельность начал в возрасте двадцати лет. В 1976 г. в журнале "Литературная учеба" была опубликована первая повесть - "Варяги без приглашения".

В 1986г. вышла первая книга писателя.

Сотрудничал с несколькими газетами Хакасии, был заведующим литературной частью в Хакасском областном драматическом театре. Произведения печатались в журналах "Урал", "Вокруг света".

С 1987 г. работает как профессиональный литератор. Пишет в жанре фантастики, детектива, исторического романа.

Автор 24 книг и ряда переводов, суммарный тираж произведений - 10 миллионов экземпляров. Принимал участие в работе объединения молодых писателей-фантастов "Школа Ефремова" при издательстве "Молодая гвардия". Женат.

Увлечение: домашние питомцы.

Александр Александрович, когда Вы поняли, что литературная деятельность – главное дело Вашей жизни?

- Еще в молодости. Я точно знал, что заниматься надо только этим и, как показали последующие события, был абсолютно прав.

Чем Вас привлекают эти жанры?

- Так называемая «реалистическая литература» - изработалась, её уже нет. У писателей-реалистов было несколько инструментов для изучения мира, людей, но всё это отпало. Теперь любое произведение что-то задействует от фантастики, мистики или сюрреализма. Чисто реалистической литературы уже нет. Померла она.

Вы считаете, что за фантастикой будущее?

- Ещё неизвестно, за чем будущее, и есть ли оно вообще. Но, скорее всего, грядущее за нетрадиционными инструментами, поскольку классические приемы отходят. Где-то в 1981 году, на одной конференции читал я доклад, где рисовал такую перспективу: 2000 год, все магазины завалены фантастикой. Реалисты ютятся по подвалам, дают друг другу премию «Чугунный лапоть»… Мне тогда не верили, смеялись. Однако это довольно близко к тому, что мы сейчас видим.

Александр Александрович, как человек, Вы живёте днём настоящим?

- Нет-нет, настоящим жить нельзя. Те, кто живут настоящим, они вон сейчас - под теплотрассой валяются. Вся их жизнь - украл, выпил, сел в тюрьму. Нет, жизнь обязательно нужно планировать на годы и годы вперёд. Причем жёстко.

- Абсолютно согласен. Я сейчас готовлю новую книгу «Мистика на войне», аналог «Сибирской жути», в общем, всякая чертовщина, которая была на Отечественной войне. Может, это будет то, что похоже на правду.

Как Вы относитесь к критике, и часто ли она поступает в Ваш адрес?

- В «Плейбое» была замечательная фраза года три назад (там правда о музыке речь шла) «…большинство критиков в России тоже педерасты». Полностью подписываюсь. Критика - это смешно. Сидит человек, который сам ничего не умеет делать, но учит делать других, что правильно и хорошо. Это наследие советской власти, они – критики, ещё не все вымерли… Подождём, это вопрос чисто технический.

- Конечно….

А что критикуют?

- А всё… Всё, за что только можно зацепиться, и зацепляются за всякую ерунду.

Вторая книга «Россия, которой не было» - это действительно книга, которая написана другим человеком?

- Первую-то книгу из этой серии я писал, а вот вторую, действительно… Один идиот мою фамилию взял - без моего согласия. Я бы в жизни под таким не подписался, но как не смешно – она продаётся, это у нас бывает.

Вы как-то отстаивали свои интересы в этом вопросе?

- А зачем? Человека просто выкинули, он там больше не работает.

А кто это?

- Да один столичный мальчик с идеями… Насколько я знаю, он сейчас в «Сексшопе» работает, там ему и самое место.

- Вспоминая нашу юность, нашу молодость, наш провинциальный городок, то, скорее всего, бандитом. Это очень чётко. У нас была такая компания, она раскололась строго пополам: половина пошла «на зону», где и сгинула, а другая часть … Один писатель, один банкир, один офицер милицейский. Я не знаю, с чем сравнить нашу Покровку, но если человека вовремя не подобрали хорошие люди в драмкружок, то он за колючкой так и кончит с финками и со всем прочим…Все мы были - обычная дворовая шпана, только у одних нашлась сила воли и целеустремлённость, а у других нет.

Есть ли в мире духовные ценности?

- Они, конечно, есть, но их очень мало осталось. Их не соблюдают, к сожалению.

Что в их числе?

- Честь, ровность, умение держать слово… Самое смешное, что это в основном, как ни печально, осталось только у тех, кого можно называть криминалом… Потому что там, где от слова зависит жизнь, люди доверяют друг другу, люди держат слово, отвечают «за базар». Как ни странно, в этих старых воровских кодексах есть своя правда. Если бы меня не учили в 1977 году старые зэки, меня и зарезали бы лет сто назад. Они учили, как с людьми жить, как за слова отвечать, как быть твёрдым, как не гнуться, как не обижать других, не продавать, не оскорблять…

Вы сидели в тюрьме?

- Да вы что?! В жизни ни сидел. Пытались, правда, пытались меня туда определить, но не получилось.

Литературная деятельность - это Ваш основной вид заработка?

- Естественно, это главный и единственный вид заработка. Нет, ну конечно, когда у нас настали страшные времена в начале 90-х, так и собаками торговал, и этикетки переводил на импортных товарах ларёчников, и чем только не занимался. Но это было всего два года.

Говорят, что Вы в школе были двоечником. Это правда?

- Ещё каким! Надо же - помнят, черти. Правда, был жутким двоечником.

Есть какие-то принципы, на которых основывается Ваша жизнь?

- Они очень простые: не делать людям ничего плохого. Есть круг людей, которых нельзя обманывать, продавать, с которыми надо быть честным. Если человек подло поступил, так не надо его «под асфальт закатывать», а то он по ночам будет ходить. Лучше оставить это всё в покое - человеку самому будет плохо, он сам себя по жизни загонит.

Что бы Вы посоветовали молодому литератору, который начинает свой путь?

- Пахать, как папа Карло, и помнить, что сначала ничего не даётся. Будешь пахать, всё получится. При этом, ни в коем случае нельзя цепляться за эти советские пережитки: «Писатель хранит совесть нации, и чему-то он там учит». Писатель ничему не учит, писатель пишет книги и всё.

Что Вы сейчас пишете, над чем работаете?

- Сейчас пишу очередной роман про «Пираний», из того же цикла, самый грустный роман. Следующий роман будет про НКВД: о сотрудниках секретного ведомства, создавших перед войной лучшую разведку мира. Есть огромный пласт истории, который мы не знаем, например, о том, как работало НКВД в Китае и Польше. …Потом будет ещё один роман, за который меня съедят и попытаются задавить. Это фантастика о том, что с нами будет, если всё будет продолжаться точно так же, как есть сейчас.

Вы пишете от души, или возможны варианты, когда Вы работаете на заказ?

- На заказ тоже надо с душой работать. Но те, кто пытался работать чисто для души, проигрывали. А те, которые пытались работать ради денег, проигрывали ещё быстрее. Когда сочетание оптимальное – пишешь для души и еще за это деньги получаешь, тогда всё идеально получается. У нас анекдот: сейчас вот уехал человек из Красноярска, всё орал, что за высокую литературу, что духовность хранит… Жена его запилила: «Ты ж у меня гений, ну, напиши детектив, вон даже Бушков может, а ты – гений». Он за год четыре раза брался писать детектив, и ни разу у него не получилось. Все потому, что человек ставил простую задачу - срубить денег жене на шубу, а это - шалишь… Такого не прощает наша мистическая аура.

Были ли у Вас провалы тиражей?

- Был, был… Ну, не провал, но еле распродали. Роман «Волчья стая», я его писал не как боевик. Задача была такая - наш ответ Стивену Кингу, жизненный ужастик. Получилось смешно, я стопроцентно добился своей цели. Потом читатели мне говорили - мы испытывали настоящее неподдельное омерзение, отвращение, страх и ужас. Но по тиражам роман провалился, именно потому, что был ужастиком, хотя и одним из лучших. Все дело в том, что мы к ужастикам не готовы, у нас вся жизнь - ужастик. …Это тупой американец, у которого полиция, ФБР, социальное страхование, и ему хочется себя чем-то попугать. Вот он сидит, читает, а из унитаза рука высунулась - и за задницу, вот хорошо, ему страшно. Поэтому Стивен Кинг поместья и покупает, а у нас - вся жизнь сплошной ужастик.

Пишут ли Вам читатели, и прислушиваетесь ли Вы к их мнению?

- Пишут. Иногда прислушиваюсь, иногда нет.

Наверное, письма приходят не только из России…

- Когда как. Из Израиля идут, в США один читатель нашёлся, пишет мне на ломаном русском. В Израиле любят, пишут, зовут, хорошая страна, в Польше любят. В Чехии любят пиратствовать, как говориться, издавать любим, а деньги платить - нет. Чехия - это вообще такая нация, на них даже не обижаются, чех - это профессия. Любят меня хорваты - я вспомнил кое-какую историю, принадлежащую хорватам, в том числе, и с Россией связанную…

А в переписку не вступаете с читателями?

- Нет, некогда. Конечно же, если бы пришла такая фотография: «Здравствуйте, я - Виолетта. Вот это я без купальника…», тогда бы я, может, и вступил (смеется). А мне присылает письмо учитель - пенсионер из Подмосковья, письмо цитирую дословно: «Когда же вы, мать вашу, перестанете мозги отравлять народу и молодежи? Девятую вашу книгу покупаю, а там все то же самое - секс, насилие, убийства». Я взял и отправил ему телеграмму: «Так не покупай». Ну, в самом деле, зачем девятую книгу-то покупает?

Как относятся к Вашему творчеству родные и близкие, читают ли они Ваши книги?

- Ну, сейчас они хорошо относятся, раньше было хуже. Это дело житейское. Родители мои из подобной категории - им нужны простые житейские ориентиры - работа, карьера, институт. Занятие ерундой в планы их ребенка входить не должно. Но теперь мои книги они читают.

В 20 лет, еще в 1976 году. Выслуга уже 25 лет, как у николаевского солдата. Так что можно на покой уходить, только где же здесь уйдёшь? …Года не те.

Но пока литературное поприще на другое не хотите менять?

- Куда от него денешься… Это как алкоголизм, как психическая болезнь. Только разница в том, что, если человек приходит в психушку и говорит: «У меня тут такое-то и такое-то», - и ему начинают уколы в задницу колоть и лечить, а нам за это деньги платят и премии дают. Литературная деятельность - это такая разновидность алкоголизма. От неё отстать невозможно.

По опыту говорите?

- Естественно, я в 1981 году с «белой горячкой» в психушке сидел. Получил я тогда за первую книгу гонорар и начал его пропивать. Меня через неделю туда, а ещё через неделю – обратно. Да при советской власти вообще система была - прелесть. Она была такая: если ты на работу неделю не ходил - тебя уволят, а если ты допился до глюков, но принёс справку из психушки, тебе больничный оплатят на 100%. Вот человек пьёт неделю, потом спохватывается, что делать? Ложится на пол и начинает орать: «Отгоните от меня этих чертей!» - и все понимают: надо лечить. Вот нас там таких была полная психушка. Настоящие психи где-то по углам и по туалетам жались, а мы сидели как «белые люди». Через недельку вышибали всех, говорили: «Посидел, отдохнул и хватит». Врачу возражали: «Да ещё бы немножко?…» - «Пошёл отсюда!».

…Через неделю меня оттуда выгнали. Зато потом мне это страшно помогло. Меня в 85-м хотели за тунеядство посадить и уже всерьёз дело закрутили. Тогда-то я и обратился к знакомому главврачу. Он сказал: «Нет, я такого не допущу», - и мне написал жуткую бумагу: «Это первый шизофреник Абакана, его нельзя трогать».

Что сами читаете, Александр Александрович?

- Только не современную литературу. Сейчас, в основном, старых писателей: Вальтер Скотт, Теккерей, Пришвин, Диккенс. До современников руки позже дойдут. Если это хорошая литература, то она долежит и не протухнет.

Где Вы берете материалы для своих книг?

- А так: наполовину из жизни, наполовину из головы. Иногда обращаюсь к документальным источникам. Например, по доказательству того, что монголо–татарского ига не было, я выпущу трехтомник с подлинными документами из монгольской истории. Есть два, так называемых, сокровенных сказания монголов об их истории. Оба эти свидетельства на китайском языке, оба найдены в конце 17 века. Монгольских оригиналов нет, хотя китайцы говорят, что у них есть подлинные монгольские источники. Дальше думать даже не надо. Я их просто опубликую в следующей книге, пусть читатель сам судит, имеет ли смысл доверять монгольской летописи, написанной в конце 17 века.

Что же там написано?

- Вот, например, такая строчка: «район такой-то, река такая–то, Батыр завоевал племя такое–то». И ученый комментарий: речь идет о завоевании монголами острова Ява. У меня глаза на лоб вылезли, думал, может быть, я сноски попутал? Где, что, с какого перепугу? А у них есть просто свободное место, и они привыкли считать, что монголы Яву завоевывали.

Александр Александрович, помнится, с Вами была связана некая история: дескать, у Вас дома несколько лет назад нашли склад оружия…

- Да не нашли у меня никакого склада оружия. У меня нашли зарегистрированное ружье охотничье, зарегистрированные газовые пистолеты, незарегистрированный оптический прицел, старый, который не надо вообще регистрировать. Это можно рассказать подробно, сенсация уже прошумела. Гулял я с собакой, а собака у меня последние месяцы доживает, у нее рак, кровь течет. Кидается на нее молодой, здоровый кобель драться. Говорю хозяйке: «Кобеля на поводок, быстро!» - «Ой, да что ты тут, твою мать!». Я вынимаю опять-таки зарегистрированный пистолет, патрон в ствол, говорю: «А теперь?» Я совершил абсолютно законные действия, на которые имею право. А она быстренько побежала в милицию, составила заяву, что гуляла с собачкой, из кустов вылез страшный человек и в лоб ей пистолет направил. Милиции, понятно, на такой сигнал, положено реагировать. Примчались ребята, опытные, нормальные, ППСники. В пять минут ее тут же раскрутили, все ясно - они от меня автомат убрали. Дальше пошло так: «А свалите-ка все в кучу, что у Вас есть». Это не обыск, а следственное мероприятие - проверка сигнала. Я показал – вот эти пять частей – ружье, это зарегистрировано, это зарегистрировано. Это не зарегистрировано, но это не оружие, а узбекские ножики, которыми я хлеб режу, они не запрещены. Достал саблю, которую мне офицеры подарили, ее тоже не запрещено дома держать. Они все поскучнели, забрали на экспертизу 4 старых охотничьих ружья, но они были все просверлены, не оружие опять-таки. Но тут ничего не скажешь, имеют право.

Шумиха, видимо, получилась из-за того, что все это показали по телевизору?

- Да, приехала «чуча» с одной телестудии, все это быстренько отсняла и уехала. Мы потом позвонили на передачу, говорим: «Слушай, все кончилось, так и так…» Она тогда гениальную фразу сказала: «Наши зрители этого не поймут, нам нужна сенсация»… Два дня все это крутилось. Я людей понимаю, лето, сенсаций никаких. Проблема в чем – люди меня до сих пор спрашивают, сколько ты им заплатил? …Все это по стране шло. Мне срочно из Израиля позвонили – если тебе нужно политическое убежище, так ты давай быстренько, у нас тебя любят, сам знаешь. Я говорю: «Нет, ребята, здесь все кончилось сразу». Что на телевидение обижаться, они сделали бешеную рекламу.

А Вы сами не занимались журналистикой?

- Занимался. Когда я только вышел из психушки в 1981 году, меня через день, наголо бритого, взяли за шкирку и сунули в кресло корреспондента газеты «Обкома партии». У меня тогда первая повесть вышла. Критика была такая – повесть отстаивает идеалы социализма. Это прозвучало в Москве, дескать, есть такой, работает. В крайкоме комсомола задумались, надо же, нас отметили. Они звякнули в Обком, те спросили: «А что у вас такой-то делает? Ах, грузчиком, что-то вы, товарищи, не по-партийному подходите». В Москве с высокой трибуны прозвучало – исправить. Я честно работал в газете полтора года, правда, меня хотели отправить в Высшую партийную школу учиться, но я не был членом партии. Оно мне надо?

Каким себя видите лет через 10-20?

- Да таким же абсолютно. Насмотрелись уже на людей, которые все меняли, образ жизни меняли. Потом сидят и думают, а зачем мне это, а ничего и не переиграть…

- К сожалению, узнаваем. Сейчас я стараюсь как можно меньше «светиться». Вот два дня назад кидается мне под колеса какой-то интеллигент, я - по тормозам, высовываюсь в окно и говорю ему, кто он такой… А он встал и говорит: «Какой Вы известный писатель, а как грязно выражаетесь».

Я слышала, что Вы ушли из Красноярского Союза писателей. Почему?

- Сил уже просто не стало 10 лет сидеть и слушать - давайте писать, чтобы нам дали денег. Вот Хемингуэя кормили бесплатно в кафе, а нас не кормят. Я говорю: «Ребята, соизмеряйте, все-таки, где вы, а где Хемингуэй». Сейчас я состою на учете в Тираспольской организации, в Приднестровье. Там меня знают и любят. Пусть здесь останутся одни гении, одни таланты, пусть они высокую литературу делают, не буду я этот благородный выпуск раздражать своей персоной. Зачем?

Есть ли у Вас какое-то хобби, помимо основной деятельности?

- Есть, зверинец. У меня кавказская овчарка, 8 морских свинок, карликовый кролик. Все это сидит, орет, жрать просит, периодически дерется.

Что Вы можете сказать о себе как о человеке?

- Тяжелый я человек. Я как немецкая овчарка, пока ее не потянешь за причиндалы, она и голову не повернет. Зато у меня есть плюсы. Во-первых, я никогда и нигде не сидел на бюджете, зарабатывал сам. Во-вторых, я люблю женщин. И даже - иногда они меня.

Беседовала Наталья Патюкова