Бывают роли, которые переворачивают актерские судьбы. Наталье Горячевой, ведущей солистке Красноярского театра музкомедии, никогда еще не было на сцене так комфортно, как в образе Голды в спектакле «Скрипач на крыше». За эту работу Наталья получила спецприз Союза театральных деятелей «Любимец публики». А ее дуэт с заслуженным артистом России Игорем Безугловым дважды был отмечен краевыми наградами.

Роль, перевернувшая судьбу

Однако, как говорит актриса, поначалу она вообще не представляла, как примерить на себя эту роль.

Когда режиссер Александр Маркович Зыков предложил мне играть Голду, я просто растерялась. У меня славянская природа, а тут вдруг пришлось говорить с еврейской интонацией – было как-то не по себе! К счастью, позже мы от этого отказались. А еще мне казалось, что я слишком молода для Голды. Но потом подсчитала: мне самой 38 лет, старшей дочери Голды – 18, – никакого противоречия!

Ты с такой легкостью говоришь о своем возрасте – неожиданно для актрисы!

А в чем проблема? Никогда не понимала этих женских глупостей – я не задумываюсь, сколько мне лет, все мои! Было бы здоровье и душевное равновесие. А в театре возраст – вообще понятие относительное. Еще в училище, когда мне было 23 года, сыграла 80-летнюю старуху.

Тогда почему ты сочла, что слишком молода для Голды?

Наверное, из-за стереотипа – обычно ее играют актрисы постарше. Но это недоразумение быстро разрешилось. Гораздо труднее пришлось на репетициях – первые две недели я просто плакала, когда зачитывала вслух сцену смерти Голды. То же самое испытывал Игорь Александрович Безуглов, когда читал, как его Тевье отрекается от дочери, – мы прошли через тяжелейшее испытание.

Я здесь ничего не играю…

У зрителей в зале эти сцены сейчас тоже вызывают слезы…

Так в том-то и дело, что и мы вначале воспринимали их как зрители, пьеса Горина не может не трогать! Но Александр Маркович очень грамотно поступил: он приглашал на репетиции не только вокалистов, но и хор с балетом. И мы так рыдали на глазах у наших коллег, что они тоже плакали вместе с нами.

Жестокий метод!

Возможно, но именно это помогло нам воспринять материал, пропустить его через себя. Конечно, такие вещи не проходят бесследно для здоровья. Однажды у меня на спектакле просто отнялось лицо… Но что поделать, такова актерская профессия.

И особенно мне легко и комфортно как раз в прощальной сцене Голды, когда я остаюсь одна с залом. Люди так искренне реагируют, все открытые, как дети, – это дорогого стоит… И у меня нет ощущения, что Голда умирает. Она уходит из жизни, но рождается ее внучка Голда – как круговорот в природе, так и должно быть.

Такое впечатление, Наталья, что ты сейчас говоришь о чем-то очень личном…

Эта роль мне действительно помогла многое понять – не только в профессии, но и в самой себе. Мою героиню упрекают: какая ты суровая, Голда, неласковая! Но я сама выросла в деревне и очень хорошо понимаю этих людей – у них совсем другая жизнь. Свои эмоции они тратят лишь тогда, когда есть серьезный повод, – будь то в горе или в радости. И для меня прототипом Голды стала моя бабушка, простая русская женщина. А потом я увидела в ней черты своей мамы, свои черты… У Голды нет национальности – это вселенский образ Матери. И подлинная ее суть раскрывается до конца как раз перед смертью, когда она в последний раз наставляет родственника Менахема позаботиться о ее муже Тевье и дочерях.

Понимаешь, я здесь по сути ничего не играю. Но это не моя заслуга, а автора пьесы и постановщиков – они создали для меня такие условия.

Обожаю репетировать

Насколько часто у актера бывает возможность не играть?

За 13 лет мне выпало лишь несколько таких ролей, и они мне особенно дороги. Это французская проститутка Жюли в «Семейном уик-энде» – я была молода, стройна и темпераментна, играла свою ровесницу. Помню, даже получила за нее губернаторскую молодежную премию. А на награждении попросили спеть что-нибудь из спектакля, но я отказалась – мол, боюсь, здесь это не к месту, у моей героини все песни неприличные! (Смеется.)

Я не играла Бабу Ягу в сказке «Два клена» – просто колбасилась, как бесшабашная студентка, этакая веселушка-поскакушка! Потом была серьезная драматическая роль Лиды в «Чудной бабе». И вот сейчас Голда… После этой работы я вообще надолго потеряла интерес к актерской профессии. Хотя прежде просто не представляла себя вне сцены. Но однажды утром проснулась и поняла, что нужно что-то изменить в жизни. Иначе придется уйти из театра. Сейчас, слава Богу, интерес вернулся.

Что повлияло?

Роль Селии Пичем в «Трехгрошовой опере» Брехта – я очень благодарна руководству театра имени Пушкина за это предложение. Не представляю, что получится – но в том-то и весь кайф! Вообще обожаю репетировать: сегодня можно попробовать одно, завтра по-другому – полная творческая свобода! О каком-то конечном результате даже и думать пока не хочется.

Наталья, а что артистку музыкального театра привело в драму?

На самом деле это для меня не внове – я получила в Новосибирске очень хорошую драматическую школу. Еще в студенчестве поработала в театре «Старый дом», в антрепризе играю в спектакле «Детектор лжи». И в театре музкомедии всегда играла в драматических спектаклях с музыкой, классическая оперетта – не мой репертуар. Очень признательна режиссеру Василию Арнольдовичу Вавилову – он помог мне раскрыться, подарил много интересных ролей: Сюзон в «Парижских анекдотах», Цехину во «Влюбленных обманщиках», Анну Андреевну в «Инкогнито из Петербурга», сваху в «Сватовстве по-московски»…

А «Трехгрошовая опера» – тоже музыкальный спектакль, мне очень близок этот материал.

Ну как я без музыки?

Не собираешься окончательно перейти в драматический театр?

Иногда я чувствую такую потребность. А потом выйду на сцену в «Скрипаче», выложусь – ну как я без музыки?.. Не претендую на то, чтобы считаться вокалисткой, но просто физически не могу без пения. Особенно остро это ощутила, когда открыла для себя Эдит Пиаф. Каждая ее песня – по-настоящему драматическое исполнение, полноценный спектакль, от первого звука до последнего. Когда начала петь ее песни сама, удивилась: как же я раньше не замечала, что мне это настолько близко? Хотелось бы сделать полноценную программу по ее творчеству. И вообще – работать только в удовольствие! (Улыбается.)

Что для тебя самое привлекательное в актерской профессии?

Возможность выплеснуть эмоции, сбросить накопившуюся энергию. В жизни не так-то просто избавиться от своих комплексов. А на сцене об этом можно говорить свободно. Бывает, на душе накипело, не можешь кому-то в лицо что-то сказать, – а тут подвернулась роль, и ты в ней все выразил. И волки сыты, и овцы целы! (Смеется.)

А что самое неприятное?

Здесь все на обнаженных нервах. Если в жизни мы можем прекрасно общаться, то на сцене очень нетерпимы – ничего не прощаем ни себе, ни другим. Меня, например, до бешенства доводит, когда на репетициях порой одни выкладываются, а другим это просто неинтересно – хочется же, чтобы все как один! Очень трудно примириться с подобным безразличием…

На роль сесть, а не съесть

А еще мне ужасно не нравится неизменное ощущение волнения перед выходом! Даже свой ритуал сложился за эти годы, чтобы снять психологический зажим: прихожу за полтора часа до начала, сразу переодеваюсь, гримируюсь и перечитываю роль – не важно, знаю я ее или нет. И она лежит раскрытая в гримерке, пока не отыграю спектакль. А еще у артистов примета: уронил роль – надо обязательно на нее сесть.

Иначе удачи не жди? В цирке нельзя щелкать семечки – публику распугаешь!

В театре тоже нельзя. Одна наша актриса мне как-то еще в юности такой разгром устроила, когда застукала за этим занятием: «Ты что делаешь?! У нас же зрителей не будет!»

Еще со студенческой скамьи внушили, что в театре нельзя вязать – вот уж не знаю, почему! А если идешь на сцену и встретишь уборщицу с ведром, это вообще песня – а вдруг оно у нее пустое? Издалека кричим нашей Оле: ты с полным ведром или с пустым? Но она порядок знает: «Да с полным, с полным!» (Смеется.)

А если на пути черная кошка?

Ой, ты знаешь, я к кошкам вообще очень хорошо отношусь! У меня у самой дома британский кот. Но однажды, когда я только пришла в театр, случился курьез. Мы с Галей Кичкой играли сцену в спектакле «Бал в Савойе». И обе такие самозабвенные, зажигательные, и зал так классно реагирует! Только вроде бы не очень смешной эпизод – отчего же все так хохочут? Оборачиваюсь – а сзади кошка сидит, умывается! (Смеется.) Не зря же говорят, что животных и детей не переиграешь.

Елена Коновалова, "Вечерний Красноярск"
фото Андрея Минаева