Пьеса-баловство в одном действии, большая сцена, 1 час 40 минут, 18+
Главному герою «Кед», Грише, двадцать шесть лет; он живет в маминой квартире, пишет музыку, перебивается какой-то менеджерской работой, ходит по клубам и покуривает травку в компании сверстников. Он слегка инфантилен и с удовольствием именует себя гедонистом; впрочем, и первое, и второе — только способы одолеть совершенно экзистенциальный по своей природе страх перед ответственными поступками. Покупка кед — это событие, в общем-то, из той же оперы: дело чрезвычайной важности, тоже своего рода свершение. Все варианты хороши, и оттого кажется, что можно выбирать бесконечно, а жизнь подождет рядом на диванчике, потягивая пиво.
Спектакль начинается с того, что Гриша описывает по сцене бесконечные круги на велосипеде. По факту же, движение героя происходит скорее по спирали, нежели по окружности — это равноускоренное падение в черную дыру вплоть до момента, когда чудовищное притяжение разорвет парнишку на части. Он со скандалом увольняется с работы, первый раз в жизни получает по физиономии, узнает, что бывшая девушка беременна, один приятель женится, а второй уезжает учиться за границу. Поскольку оба отца, что пришлый, что настоящий, его не понимают, а друзья увлечены собственными комплексами, вполне естественно, что отчаянное желание принять, наконец, хоть мало-мальски важное решение, будет реализовано в полном душевном одиночестве — и, скорее всего, спонтанно.
Важный нюанс спектакля заключается в том, что актеры играют не совсем тех, о ком написано в пьесе — не подбирающихся к тридцатилетнему рубежу выпускников вузов, которые не видят особенного смысла в жизни и размениваются по мелочам, подменяя безыскусными развлечениями духовное (или вообще какое-нибудь) развитие — а обычных подростков. Даже удивительно внетипажный здесь и оттого интересный Алексей Алексеев напоминает скорее студента младших курсов. Режиссер Иван Орлов, чутко уловивший разлитую по тексту и пропитывающую поступки всех персонажей юношескую легкомысленность, преувеличил её значимость: отсюда и дурашливые сценки в духе «слоу моушн», и грузчики, которые, перестраивая декорации на глазах у зрителей, постоянно ребячатся друг с другом. В результате те «взрослые», которые фигурируют в постановке, кажутся мрачными, недалекими образами из иной реальности, что, вероятно, соотносится с мироощущением главного героя, но не вполне коррелирует с духом пьесы. Все-таки, между двадцатью и двадцатью пятью годами лежит целая психологическая пропасть.
Другое замечание касается того, что в своей пьесе драматург Люба Стрижак, по сути, проделала очень важную работу по разоблачению «рассерженного поколения», но не довела её до конца. По Стрижак, недовольство российской действительностью имеет внутренние, сугубо личные основания: Гриша не в ладах с родителями и друзьями, он не видит смысла в жизни, и потому в какой-то момент на велосипеде таранит полицейский автозак, где складированы аккуратно избитые оппозиционеры. Вмешавшись в трагические события, он переносит личные переживания на переживания общественные — и под скрип велосипедных тормозов и скрежет изломанного металла рождается почти что чеховская комедия. Однако есть же и множество внешних причин, которые не проходят мимо любого обезличенного молодого человека (будь он хоть трижды хипстер): отсутствие нормальной работы, тотальная коррупция, повсеместные проявления социальной несправедливости, о которых в пьесе не сказано ни слова. Пожалуй, здесь Орлов мог перешагнуть через текст, продолжив это исследование или хотя бы намекнув на его перспективы.
Впрочем, «Кеды» хороши и без этой (может быть, навязанной?) вторичной глубокомысленности; они современны, годятся на любую ногу, чрезвычайно эргономичны и могут быть употреблены для дорожных нужд не единожды. Режиссерское прочтение текста позволяет каждому зрителю самостоятельно регулировать натяжение шнурков — воспринимать все как молодежную трагикомедию о ком-то другом или же как серьезную историю о себе грядущем, становится исключительно вопросом личного комфорта. В этом ведь и заключается универсальность кед — или ты напяливаешь их для вечеринки, или уходишь в них за горизонт.
Евгений Мельников,
фото: Даша Королькова
