Заснеженным вечером в приветливой компании художников и искусствоведов Красноярска в камерной галерее «АйнArt» на персональной выставке «К родному дому» поговорили с членом Союза художников России Евгенией Аблязовой.
Ваши первые уроки — что вы из этого помните?
Первые уроки? Самые первые уроки у меня случились в детсадовском возрасте. Так выдалось, что человеком, который увидел во мне кое-какие зачатки способностей, была соседка по дому.
Она стала моим первым преподавателем и обратилась к моей матери с предложением направить меня в художественную школу, что, собственно, и состоялось впоследствии. Но было одно «но» — в то время, в нашем городке (Евгения родилась в Енисейске — прим. автора) в художественную школу записывались на пороге десятилетнего возраста, а мне было всего лишь пять лет! Вы себе можете представить? Вот ты сидишь на стуле, словно бы это какой-то большущий деревянный плот, смотришь на все большими глазами, с жаром непонимания впитываешь запах красок, совершаешь все эти первые мазки по молочному холсту, а ноги, ноги — даже до пола не достают!
И с тех пор...?
И с тех пор, почти без отрыва, прошел весь мой цикл обучения — художественная школа, затем Енисейский педагогический колледж по специальности «преподаватель изо и черчения», далее Красноярский государственный художественный институт. Поступление в него было моей главной целью во время всего обучения. И, знаете, у художников в этом плане благодатные условия, ведь в Красноярском крае есть все ступеньки художественного образования, и эти самые ступеньки многому учат, особенно — терпению.
Что вы имеете ввиду, говоря о терпении?
Художественное образование — одно из немногих мест, где путь от сидения на широкоплечем стуле до осанистого профессионального художника проходит одиннадцать лет. А у меня целых четырнадцать, и это еще без аспирантуры!
Что вы считаете отправной точкой вашего пути?
Как я уже сказала, мне везло с людьми, начиная с первого учителя. И в колледже я попала к такому же коллективу, который действительно мог зажечь, озарить сумрачные углы и обласкать острые выступы, воспитать в тебе личность художника и педагога. А затем и институт, где я тоже встретила поддержку в лице своих наставников: заслуженного художника России Александра Покровского и профессора Владимира Бычинского.
А уже позднее состоялось судьбоносное знакомство с питерским художником Анатолием Рыбкиным, когда я проходила практику в Санкт-Петербурге (2008 год, Государственный Эрмитаж — прим. автора). Оказалось, он тоже пишет о своей родине, у него такая же деревенская, пейзажная тематика. На этом мы и сошлись.
Рыбкин стал для меня ярким примером творца, который может жить исключительно живописью, быть свечой в художественном плане: писать, путешествовать, вести просветительскую деятельность.
Наша совместная работа и те люди, с которыми меня сводила судьба, стали отправной точкой моего творческого пути (Аблязова совместно с Рыбкиным выставляли свои работы в Дамаске, Сирии — прим. автора).
Как вы пишете? Следуете какому-либо четкому графику?
Моя работа — это моя ответственность. Если я не пишу, то меня снедает совесть. Я два дня не писала, а за это время могла бы сделать что-то значительное. А работаю я энергично, можно сказать — жадно. По большей части, меня увлекают пленэры, когда выезжаешь в какое-то место, работаешь с группой и занимаешься только живописью. В повседневной жизни многое отвлекает — преподавание, быт... Но если есть возможность только писать, то это самое большое счастье.
Бывает такое, что вы что-то переписываете?
Есть такие работы, которые пишутся на одном дыхании. Некоторые спрашивают: «Сколько времени вы затратили на такую исполинскую картину?» Бывает, что работа крупноформатная пишется буквально в течение трех-четырех рабочих дней, а бывает, что в течение полутора лет возвращаешься, как-то наполняешь её, добавляешь новые лоскутки, усложняешь цветовые отношения, накапливаешь живописную фактуру холста, и поэтому всегда сложно наверняка сказать — «сколько», ведь у каждой работы своя судьба, наполняемость — по времени, по силам.
А есть какие-либо особые ритуалы?
На самом деле, мастерская сама по себе особо заряженное место. Мои ученики говорят, что «место намолено» и эмоциональней работается именно здесь. А вообще, завариваешь чай, завязываешь фартук, закрываешь дверь, всё! Это самое лучшее место и время.
Вы хоть раз «воровали» что-нибудь, какие-нибудь детали у других художников?
Учеба на примерах классической школы — это уже определенное воровство. Но важно сохранить себя, свою целостность, но еще важнее — говорить современным языком, используя классическую школу.
Есть ли у вас определенные детали в картинах, что-то свое, оригинальные мазки?
Для меня большое счастье, что у меня есть мой город — Енисейск, который представляется, конечно же, собирательным образом — старинный русский город; уютная глубинка, провинция. Всеми моими находками я обязана ему.
Где вы преподаете?
В Красноярском государственном художественном институте. Преподаю живопись студентам кафедры художественной керамики.
Финансовый достаток, вредит ли он искусству?
Для художника, как для личности — это болезненный вопрос. В советское время, как бы не ругали цензуру и госзаказы, было иное отношение, была некая стабильность, попытки обеспечивать художника. Сейчас идет разделение — писать для себя или же писать для коммерции. Из-за этого часто пропадает уникальность, порой даже талант, поэтому приходится лавировать между тем, что хочется, и тем, что нужно для жизни.
А как вы сами относитесь к морали?
Полное отсутствие морали — это такой же ступор для художника. Искусство должно учить добру, любви, только ненавязчиво, используя свои внутренние, потаенные черты. Оно должно выступать положительным энергетическим посылом, пронося в своей корзине созидание, раздавая эти самые плоды людям.
Какова ваша вера?
Я считаю, что русский художник должен быть православным человеком.
Всероссийская выставка в формате арт-эксперимента «Линия. Точка» проходит с 3 по 26 декабря в ТРЦ галерея «Енисей» (Красноярск, Дубровинского, 1и).
Александр Грек специально для Newslab.ru