Главная
>
Статьи
>
Культура
>
Шестнадцать сортов снега

Шестнадцать сортов снега

06.11.2013
0

Есть ли среди вас те, кто, как и я, большую часть минувшей музейной ночи провели в локации, отданной на откуп питерскому театру Post? Сердешное (ну, в смысле, от всего сердца) вам рукопожатие, товарищи, поскольку подарок организаторы КРЯККа сделали роскошный, грех было бы отказываться. Дмитрий Волкострелов и Семен Александровский привезли в Красноярск свой знаменитый «музей шестнадцати пьес», многочасовую театрализованную феерию по циклу «Shoot/Get Treasure/Repeat» британского драматурга Марка Равенхилла.

О том, кто такой Равенхилл, я рассказывал совсем недавно, про Александровского вы всё наверняка знаете и сами (в конце концов, это он поставил тюзовскую «Ипотеку»), а Волкострелова, которого Александр Вислов в шутку назвал руководителем единственного в стране режиссерского театра, можете при желании собрать по частицам в Гугле. Давайте лучше поговорим о самом действе — огромной мозаичной экспозиции равенхилловских текстов, воспевающей насилие, равнодушие, страх и современные медиатехнологии.

Разбитые по блокам пьесы демонстрировались одновременно в трех залах, одна за другой, на каждую было отведено по двадцать минут живого времени, а зрителям предлагалось составлять свой экскурсионный маршрут самостоятельно; не возбранялось во время просмотра покидать павильоны. Кое-где количество посадочных мест было ограничено, например, по числу водружаемых на головы наушников с голосами актеров, но в целом свобода была вполне музейноночной. Разумеется, находились и те, кто ей, этой свободой, вроде как злоупотребляли, однако очень легко было воспринять подобное как элемент шоу: деконструкция традиционного театрального языка, помноженная на деконструкцию зрительской этики, становилась воистину всеобъемлющей.

Представьте: в темной комнате на мягком кресле развалился человек, который сквозь слипающиеся веки наблюдает за монологами таких же, как он, обывателей, обсуждающих идущую где-то кровавую войну; время от времени мужчина щелкает пультом, подыскивая какую-нибудь более интересную программу. А лучше вообразите такое: мужчина и женщина ведут диалог, зачитывая текст с экранов мониторов. Вроде как он её допрашивает, да вот только реплики обоих нарочито малоэмоциональны, и сидят они друг к другу спинами; лица их крупным планом транслируются на стену позади, и только там, в этом иллюзорном пространстве, палач и жертва могут встретиться взглядами. Нет, другая картина куда выразительнее: за столом двое, перед ними — гора белых карточек с репликами, которые они поочередно зачитывают вслух. Собрать их историю воедино сумеет, пожалуй, только зритель с цепкой памятью. А на фоне всего этого удивленные, досадливые, гневные разговоры посетителей, звонки мобильных телефонов, топот покидающих павильон и топот пробирающихся внутрь, порой — абсолютной тишина.

«Эстетика времени превращает сцену в место, где зритель осмысляет свое зрение, начинает понимать свое восприятие как действие», — писал великий театровед Ханс-Тис Леманн в своем популярном труде «Постдраматический театр» (тут очевиднейший мостик к названию питерского коллектива). Это самое зрительское действие становится много важнее актерского в том случае, когда текст не обыгрывается, а доносится до аудитории только лишь путем визуализации — за счет простого озвучания или более оригинальных инструментов (например, когда он набирается в качестве комментариев к записям в «Фейсбуке»). Тогда посторонние смыслы возникают исключительно благодаря персональному опыту смотрящего — эстетическому, культурному, обыденному, в конце концов.

Возможно, это чересчур категоричное утверждение, да и эксперимент в моем случае не совсем чист — все-таки я большинство этих пьес читал раньше — однако представляется, что ни один из двадцатиминутных сюжетов в волкостреловской трактовке вообще не требуется досматривать до конца. Достаточно ухватить режиссерский ключ к происходящему, после чего посредники-актеры становятся не нужны. То, что делает в своем «музее» питерский театр — это вовсе не поиск пресловутого «нового театрального языка». Какой к черту язык, если это чистейшей воды телепатия!

Евгений Мельников

Олеся Позднякова о «музее шестнадцати пьес» в своём блоге «Арт-салон»

Ночь, Красноярск, музей и снег: фоторепортаж с XXIII музейной ночи

Рекомендуем почитать