Вы знали, что медь — самый легкий из металлов? Не спешите с возмущенным видом открывать Википедию: речь об одноименном спектакле, который не далее чем вчера презентовало в нашем городе Театральное товарищество Олега Меньшикова. Главное достоинство этого красочного и стильного музыкального шоу заключается как раз в его элегантной воздушной легкости.
«Медь» — это музыкальные мемуары Меньшикова, оформленные в красочное музыкальное шоу с участием духового оркестра и барабанщиков-виртуозов. Актер зачитывает главы из книги воспоминаний: мечты восторженного детства, впечатления влюбленной юности, зрелые размышления состоявшегося мужчины; а музыканты иллюстрируют их фрагментами различных произведений — на сцене звучат джаз, мелодии из кинофильмов и классических опер. Они не только замечательно дуют в трубы и великолепно стучат палочками — исполнение каждой композиции превращается в самостоятельный перформанс. Артисты отстукивают чечетку, поют хоровые партии, устраивают барабанные дуэли, танцуют свинг и разыгрывают молчаливые театральные этюды в духе позднего нэпа.
Текст «мемуаров», звучащий в промежутках между музыкальными номерами, не впечатляет глубиной, хотя есть в нем и довольно-таки изящные мысли (очень понравилась мне фраза о том, что в жизненных расставаниях нет ритма). Но Меньшиков, который прочитывает всё с одинаковыми распевными интонациями, даже не пытается придать словам особую выразительность. Любопытная ситуация — в глубоко личном спектакле, выстроенном на собственных размышлениях о жизни, счастье и любви, очерченном кругом любимой музыки, актер как бы нарочно остается на периферии, тогда как в центре внимания — замечательный коллектив из двух с лишним десятков человек под управлением дирижера Дениса Виноградова. Именно они на вдохе-выдохе в сверкающий мундштук определяют то ощущение светлой детской радости, которое остается после окончания концерта — а не длинные монотонные предложения про «дивизии радости» и отдых в гамаке на даче.
Ленивый не напишет, что спектакль проходил в «черном кабинете» — только стены и три десятка стульев. Как объяснял сам Меньшиков, скудность декораций обусловлена двумя причинами. Первая прагматична — когда на сцене почти три десятка человек, вооруженных музыкальными инструментами и вынужденных постоянно перемещаться, обычным декорациям просто не находится места. Вторая же заключается в том, что все необходимое создается при помощи световых эффектов, легко преображающих одесскую набережную в нью-йоркскую улицу или заставляющих весь оркестр охотиться на «шмеля», который прыгает по их спинам зеленой точкой лазерной указки.
В какой-то момент концерт переходит условный экватор, оркестр из рабочих спецовок переодевается в черные «двойки», и сразу Рэя Чарльза сменяет «Болеро»; его артисты исполняют, торжественно разбредаясь по окрасившемуся в пурпурные тона залу. Потом еще будет великолепный дождь, мелодия которого воспроизводится щелчками и отдаленным громыханием барабанов, но именно музыка Равеля, как мне кажется, лучше всего характеризует весь спектакль — кульминация присутствия оркестра, заполняющего все пространство вокруг, и отсутствия самого Меньшикова, смиренно ожидающего окончания номера где-то рядом с кулисами.
В итоге не отделаться от мысли, что в этом хорошем спектакле его создатель сознательно отказался от роли алхимика. Меньшиков, который великолепно поет Вертинского и дурашливо изображает «тыгыдымского коня», явно экономит свой актерский талант. Да, ему здесь никого играть не нужно, ведь изображает он самого себя... но в результате медные трубы, которые в фантастическом свете кажутся золотыми, все равно, по сути, остаются медными.
Евгений Мельников
