История умалчивает о том, был ли славный Мазай натурой поэтической, глубоко чувствующей и обильно рефлексирующей о прожитых годах. Если так, то многие из зайцев наверняка испытали шок, оказавшись с дедушкой в одной лодке посреди бушующей стихии, поскольку старик наверняка воспользовался случаем и выговорился всласть. Косым же в их незавидной участи ничего не оставалось, кроме как слушать во все уши чудаковатого деда со всеми его ухмылками и ужимками.
О «Деде Петре и зайцах», с учетом того, что работа эта свеженькая — и полугода с момента премьеры не прошло — сказано и написано уже очень много. Сам Мамонов утверждает, что спектакль повествует, прежде всего, о человеческом одиночестве и предназначен вовсе не для благополучных людей. Предельно много здесь говорится о старости, о счастье и о несчастье, о судьбе, куда меньше — о прикладной мелиорации и сучности милицейской работы, совсем ничего — о прочих субстанциях; например, о политике.
Вроде как спектакль составлен из двух частей: театральной и концертной, по факту же никакого разделения нет, поскольку первая часть — это сценическое воплощение альбома «Сказки братьев Гримм», мрачноватой и царапучей фантазии на мотивы немецких сказок («Золушка — с золой, ты — сам с собой — upside down»), а вторая представляет собой несколько лирико-гитарных партий вдогонку спектаклю; и даже последние две, якобы бисовые песни — опять же про одиночество и про старость. Мамонов на сцене — как удав перед кроликами, вгоняет публику в транс монотонными декламациями, то раскачиваясь им в такт, то совершая странные, почти что ритуальные телодвижения. Музыку в зал по капле закачивают два других Мамонова — виртуальных, уютно устроившихся на экране среди всполохов видеоарта и наигрывающих то один аккорд, то другой.
Мелькнут, возбуждая любопытство, кадры документального фильма «Мамон-Лобан», укрепляя и оживотворяя образ безумного пророка. Дед кажется опасным, зловещим; потом, когда он вырядится в синий костюмчик с нашитыми на него цветами, сам возьмет гитару и начнет петь о развевающихся на ветру волосах, он станет смешон и трагичен. «Некому меня одернуть, чтобы завязал я со всей этой печалью...», — как-то мимоходом и почти что честно сообщит он залу. Ещё он сообщит о том, что у людей, руки которых по локоть в крови, тоже рождаются дети; что важно, когда у тебя есть хоть кто-то, даже если этот «кто-то» — обычный ёж; что мальчики размером с пальчик, которые мечтают стать взрослыми, становятся лишь битыми-перебитыми, но при этом немного... добрей. Что все люди похожи друг на друга тем, что они маленькие; тем, что уже не так молоды, как хотели бы; тем, что имеют проблемы с близкими и иногда — с законом («в первый раз меня лишили свободы, и я оказался в гуще своего народа»). Наконец, все они, вероятно, находятся в огромной опасности, потому что за ними в любой момент может прийти Президент с добрыми глазами.
Дед хитер и лукав: демонстрирует в микрофон отменную старческую одышку, сжимает бумажные листки дрожащей ручкой, а некоторое время спустя уже стоит на голове или остервенело лабает на гитаре дорожный блюз. Вот он в длинном шарфе у микрофонной стойки читает юношеские стихи — а вот, напялив шапку из бумажного серпантина, минут на пять молча замирает у вентилятора в позе сеятеля. Так и его герой — сначала сетует на жизнь, плачется, жалуется, что его никто не любит, а потом, вместо того чтобы выжать слезу, срывает хохот, предположив: это все потому, что я — лыжник. Одновременно же дед очень искренен — его хваткий взгляд скользит по лицам: ну вот же, вот же, о чём я говорю, понимаете?
Вот и получается, что можно воспринимать происходящее как недолгое, немного сумбурное авторское высказывание о наболевшем (точнее, о вечно болящем). Можно — как причудливый перфоманс света, музыки и текста, творческое подвижничество по семейному подряду. Можно не воспринимать вообще и уйти смятенным (или даже сигануть за борт, нарушив тем самым чистоту эксперимента). Единственное, чего сделать нельзя — это не полюбить деда всем сердцем; в конце концов, оно у зайцев имеется, в том числе, у самых неблагополучных.
фото и видео: Богдан Богданов
Это не то, что я стою и вою: впечатления от концерта Сергея Мезенова
