С актером Красноярского театра им. Пушкина Даниилом Коноваловым мы не связаны родственными отношениями. Хотя первый интерес возник, конечно, по причине появления на театральной сцене однофамильца. Сегодня Даниил – один из самых востребованных молодых артистов пушкинской труппы.

– Такое ощущение, что ты сейчас нарасхват – занят чуть ли не в каждой очередной премьере!

– На безделье я вообще никогда не жаловался. (Улыбается.) Поначалу было множество вводов: после ухода Евгения Сафронова почти все его роли свалились на меня – в «Чужом ребенке», «Укрощении строптивой», какие-то эпизоды, – работал с удовольствием! Может, поэтому постепенно стали доверять большие роли и в новых постановках: в «Веселом солдате», в прошлом сезоне были «Примадонны» и «Полковник Птица». Сейчас репетирую у Алексея Крикливого – он ставит спектакль по повести Павла Санаева «Похороните меня за плинтусом».

Он еще поет!

– И все почему-то положительные персонажи! Мигаев в «Талантах и поклонниках» – неожиданное исключение.

– Мигаев лишь на первый взгляд подлец – я стараюсь делать эту натуру гораздо сложнее, ему тоже свойственно испытывать угрызения совести. Просто при всей жалости к Негиной ему потерять ее не столь болезненно, чем покровительство князя. Однако в финале он понимает, что лишился не только великой актрисы, но и потерпел финансовый крах (когда Великатов перекупил у него бенефис Негиной). А еще, в некотором смысле, Мигаев потерял и уважение. Очень люблю эту роль – в ней много разных красок.

– А как насчет конферансье в «Трехгрошовой опере»? Те, кто не слышал тебя на капустниках, сделали на этом спектакле еще одно открытие: у актера Коновалова, оказывается, прекрасный голос!

Ага, он еще и поет! (Смеется.) Не знал, плакать или смеяться, когда читал такие оценки в рецензиях… Притом что пою я с детства – в шесть лет пришел в Свердловскую капеллу мальчиков и юношей. После школы собирался поступать в Екатеринбургский театральный институт на курс музкомедии, но в тот год туда не было набора. А проучившись год на драме, о музыкальном театре уже и не помышлял – петь можно и в драматическом театре. Пел в хоре в «Петре и Алексее», играю поющего дворника в «Банкроте». Теперь вот конферансье. И, скажу без ложной скромности, – за него мне не стыдно. Сделал все сам, от начала до конца. Изначально мы должны были выходить на сцену в паре с Сашей Головчанским: я комментирую происходящее на немецком, а он играет на аккордеоне и переводит меня. Но Саша ушел из театра, приходится отдуваться одному. (Улыбается.) И с каждым спектаклем мне это нравится все сильнее – роль становится объемнее. Например, на последнем показе помощник режиссера Егор Бобурков после сцены с проститутками обсыпал меня сеном – вроде как я с сеновала пришел, где с ними развлекался! (Смеется.) С каждым разом придумок все больше и больше. Кстати, я вообще люблю вносить в роль что-то еще, от спектакля к спектаклю – и не только в «Трехгрошовой».

Меняюсь сам – меняется герой

– Иначе становится неинтересно?

– О том и речь! Мне кажется неверной установка, что артист должен уже на премьере выдавать результат. У меня все иначе: меняюсь сам – меняется и герой. Сказывается уже то, с каким настроением прихожу на спектакль – каждый раз по-новому.

– И давно ты ощутил в себе эту творческую свободу?

– Трудно сказать… Видимо, в какой-то момент просто приходит осознание, что ты повзрослел. И сумел сделать на сцене что-то непривычное – и для себя самого, и для окружающих… Вспоминаю свою первую работу в театре (если не считать вводов), клоуна Тилли в драме «Тот, кто получает пощечины» – сколько всего я мог бы там наворотить! Но это сейчас. В то время мне казалось просто немыслимым отойти хоть на шаг в сторону от режиссерской установки. Хотя предоставлять актера самому себе тоже, считаю, неправильно.

– То есть помощь режиссера все-таки необходима?

– На начальном этапе – безусловно! Да и вообще – актеру намного проще понять, что от него требуется, когда режиссер не просто дает направление роли, но еще и сам активно участвует в этом процессе. Например, Геннадий Тростянецкий во время репетиций сидел прямо на сцене, что-то подсказывал, советовал – «Веселый солдат» рождался в такой мощной творческой атмосфере! Жаль, что этот спектакль рано сошел с репертуара… Или антрепризная комедия Андрея Пашнина «Радикулит – это серьезно»: не только сам режиссер, но и мои партнеры Андрей Киндяков и Владимир Пузанов подкидывали какие-то идеи, когда я репетировал. И потом из всего предложенного выбирался лучший вариант. Помимо того, что подобный процесс сам по себе увлекает, это также помогает избавиться от излюбленных штампов.

А когда ты предоставлен сам себе… Если бы мне семь лет назад дали такую роль, как конферансье, не представляю, как бы я с ней справился. Молодых обязательно нужно поддерживать.

Я – домашний

– Кстати, а каково тебе было после института обживаться в театре, незнакомом городе? Помнится, когда тебя в первый раз представили публике, ты выглядел несколько скованным.

– Еще бы – я в то время ничего не умел! Учебная сцена и профессиональная – это небо и земля. А еще когда узнал, что здесь играл Смоктуновский… Всерьез опасался, что руководство театра посмотрит на мою несостоятельность и через месяц со мной распрощается. Но, видимо, спасла природная коммуникабельность – я очень легко нашел общий язык с коллегами. И ни разу не пожалел, что решился приехать в Красноярск.

– Что повлияло на твое решение?

– Хотелось уехать от мамы – куда угодно! (Смеется.) А тут – предложение от Игоря Яковлевича Бейлина (бывшего директора театра им. Пушкина. – Е. К.), он вместе с главным режиссером Александром Бельским приехал в Екатеринбург смотреть выпускников. Я согласился не раздумывая. И, считаю, все к лучшему – здесь я стал самостоятельным. А так еще неизвестно, сколько сидел бы у матери на шее.

– Небось, был домашним ребенком?

– Я и сейчас человек домашний. Особенно когда надену халат – вылитый Обломов! (Смеется.)

– Скорее, ты напоминаешь Матроскина – неторопливый и вальяжный!

– Кошек, кстати, люблю с детства, у нас дома они всегда обитали. Последняя живет у мамы уже 18 лет. А сравнение с Матроскиным – это, скорее, стереотип восприятия внешности. Считается, что полноватый человек по натуре своей добродушен. В спектаклях моя полнота тоже обыгрывается: и в «Полете над гнездом кукушки», и в «Радикулите» – играю этаких простодушных чудиков. Может, потому и похудеть никак не удается – типажи обязывают! (Смеется.) Да и к пиву неравнодушен – ничто другое так не расслабляет. Я вообще люблю поразгильдяйничать. Хотя благодаря капелле еще сохранилась некоторая самодисциплина – в большой мужской компании приходилось все время быть начеку, у нас была форменная дедовщина.

– Любимая девушка снисходительна к твоим слабостям?

– Надеюсь. (Улыбается.) Знаешь, по натуре я очень влюбчивый человек. В женщинах меня притягивает загадка, тайна – нечто неуловимое. И мне нравится разгадывать эту загадку, размышлять, фантазировать – это так увлекательно! Но в то же время я очень постоянен в своих чувствах. Встретил свою любовь – и счастлив неимоверно. Благо она относится с пониманием к моим влюбленностям – знает, что они не больше чем игра, некая актерская составляющая. Мне кажется, ущербен тот артист, который не влюбляется. После каждой влюбленности я чувствую себя словно обновленным – душа шевелится, она живая! Но вновь и вновь возвращаюсь к своей единственной женщине. Мы уже несколько лет вместе.

Елена Коновалова, "Вечерний Красноярск"
фото Андрея Минаева