В Красноярском театре им. Пушкина прошел первый фестиваль современной драматургии «Драма. Новый код» («ДНК»). Зрителям представили самые интересные творения сегодняшних драматургов. Инициативу театра поддержал Фонд Михаила Прохорова.
Тест на раскрепощенность
Все девять фестивальных пьес были предложены публике как театрализованные актерские прочтения. Есть такая форма: текст пьесы прочитывается в лицах, со всеми необходимыми интонациями. Собственно, публичные драматургические читки для «пушкинцев» – опыт уже не первый. Изначально идею опробовали осенью, на Красноярской книжной ярмарке. Интерес зрителей оказался настолько явным, что мысль о фестивале пришла сама собой.
Чем интересен подобный фестиваль? Во-первых, отличная возможность выявить запросы и внутренние табу аудитории, проверить в лабораторной форме, как воспринимается современный драматургический язык. Извечный поиск: а вдруг что-то из предложенного впоследствии можно будет воплотить в полноценный спектакль? Во-вторых, подобные читки полезны самим актерам. Лексика сегодняшних авторов далека от литературного изящества, и большинство их пьес – не для публичного воспроизводства. Во всяком случае, исходя из привычных представлений. А если все-таки позволить себе обойтись без купюр – способны ли на это артисты? Труппа выдержала тест на раскрепощенность. Да и публика, в общем-то, тоже.
Черный юмор по-английски
А начался фестиваль с премьеры спектакля «Там вдали», поставленного по пьесе современного британского автора. Кэрил Черчилл при жизни стала классиком новой драматургии, ее творения пользуются на родине повышенным вниманием и интересом. Однако, вольно перефразируя известную поговорку, что для западного человека хорошо, для русского – большая загадка. Затрудняюсь объяснить, чем так покорила Черчилл своих чопорных соотечественников. В России восприятие ее пьес вряд ли будет столь однозначным.
Название пьесы «Там вдали» невольно отсылает к сказочным русским присказкам «В некотором царстве, в некотором государстве» – место и время действия вымышлены. Но конец света, описанный автором, – не фантазия, это прямое отражение нашей реальности, где жестокость и насилие представляются чем-то отдаленным и не имеющим к нам самим никакого отношения. А на деле это можно обнаружить и в собственном дворе…
Казалось бы, тема актуальная. Но ее доступность затрудняется самим языком автора – слишком много в нем непривычных для нас условностей, парадоксов и аллегорий. По-настоящему, пожалуй, цепляет только первая из трех частей пьесы, с ее внятным, блестяще написанным диалогом Харпер (заслуженная артистка России Светлана Сорокина) и ее юной племянницы Джоан (Виктория Болотова). Девочка становится невольной свидетельницей чего-то страшного в жизни своих родственников. Пугаясь этой тайны, она шаг за шагом проговаривается тете, с каждой новой подробностью интрига нарастает. Но в итоге Харпер умело переключает страхи ребенка, обещая сделать ее помощницей в спасении человечества. И вот уже ночной кошмар позабыт, девочка увлечена жаждой полезной деятельности.
А на деле спустя несколько лет все оборачивается ужасным занятием: повзрослевшая, она равнодушно шьет шляпы для обреченных на казнь. Она лишь часть системы, винтик в ее бездушном механизме. Но у девушки это не вызывает никаких эмоций – так заведено. Детский пряничный домик, с уютно горящим светом в окошке и понятной одномерностью окружающего мира обернулся дымящими трубами крематория. В финале человечество расплачивается за свой холодный прагматизм: все вокруг воюют – люди, животные, даже насекомые. Мир сходит с ума… И даже любовь его не спасает.
Но по языку пьесы не так-то просто догадаться обо всех этих хитросплетениях. Какая-то логика в происходящем высветилась непосредственно благодаря авторскому прочтению материала режиссером Олегом Рыбкиным и художником Светланой Ламановой. А опыт подобной постановки интересен уже самой возможностью ознакомиться с современной британской драматургией, с проблемами, волнующими западное общество. Если задуматься, нам они тоже весьма созвучны. Пусть и неприятно взглянуть правде в глаза…
Будущее без будущего
Антиутопии вообще в этот раз стали основной темой «ДНК». Да и как еще драматургам выразить свое отношение к современности с ее многочисленными запретами? Только через фантазии о грядущем. Или через осмысление прошлого. Такой опыт обращения к истории на фестивале можно было увидеть на примере пьесы «Станция» Юлии Яковлевой, героями которой стали члены семьи Льва Толстого.
Но к антиутопиям авторы обращаются все-таки чаще. В дилогии «Будущее покажет» Виктории Никифоровой представлены два варианта развития общества. В первом разгромлены «прогнившие западные демократии», и «правоверные объединяются под зеленым знаменем ислама». Во втором все наоборот – побеждены «варварские орды исламских фундаменталистов», торжествует политкорректность. Но и то и другое оборачивается для мира кошмарным абсурдом. Как и всякая попытка возвести некую истину в абсолют. Не пора ли остановиться, поискать разумные компромиссы?..
«Дзюдо» Вячеслава Дурненкова отсылает нас в технократическое будущее. Обычно фантасты представляют его как цивилизацию роботов. В пьесе Дурненкова все не столь гламурно: здесь кишечник побеждает разум и сердце. Как поясняет голос за сценой, функции последнего вообще сильно преувеличены. А тех, чьи запросы выходят за пределы потребительства, – на воспитательную переплавку.
И, пожалуй, самая остроумная из фестивальных антиутопий – «Титий Безупречный» Максима Курочкина. Артисты Людмила Михненкова и Сергей Селеменев с режиссером Германом Грековым великолепно представили ее в форме радиопьесы. Футуристический анекдот о некоем капитане, космическом убийце, которому, дабы понять, откуда на мир надвигается очередная угроза, дается задание – о, ужас! – поискать ответ сначала в дурацких комиксах о ватном шарике, а затем на сцене театра. В финале на капитана снисходит озарение. Но зрителям так и не суждено узнать, кто же основной враг всего живого. Проблема озвучена, решение за нами…
«Запретный плод» оказался горек
На «ДНК» прозвучали и другие пьесы. Об искалеченном мире детей и взрослых, вплоть до откровенной бытовой чернухи («Соколы» Валерия Печейкина). О поисках антигламурного героя, способного противостоять насквозь опопсевшему обществу («Кастинг» Германа Грекова – кстати, одна из лучших пьес фестиваля). Но победивший дракона сам рискует стать драконом…
И везде, как правило, – сумрак и безнадежность. В современной драматургии нет места позитиву, здесь в центре внимания кошмары нашего бытия. Иногда на них откровенно спекулируют, как братья Пресняковы. Не могу не согласиться с мнением театрального критика Татьяны Тихоновец: эти авторы пишут с холодным сердцем, четко следуя конъюнктуре рынка. Их «Сэт», представленный на «ДНК», несмотря на остроумное актерское прочтение, на бумаге выглядит как высокомерная издевка, откровенный плевок в лицо быдлу. И перенасыщение пьесы матом и другой, откровенно вульгарной лексикой здесь не более чем эпатаж. Пусть и небесталанно выписанный.
Кстати, о мате. Нередко именно его вольное использование в пьесах наших современников воспринимается как одна из основных причин, из-за которой новая драма так плохо приживается на отечественной сцене. Мол, как можно нецензурно выражаться со сцены? Да полноте, как показала программа «Запретный плод» – очень даже можно. Хотя, вероятно, не более чем в лабораторных условиях или, по крайней мере, на небольшой площадке. Ненормативная лексика в сегодняшней драме – не самоцель, она лишь буквально отражает происходящее вокруг. А уж насколько это органично – вопрос персональный к каждому автору. Во всяком случае, к пьесам на «ДНК» таких претензий как-то не возникало.
Проблема невостребованности современной драматургии в другом – большая часть нашей публики если и ходит в театр, то лишь за развлечением, социальные проблемы ей неинтересны. А театр не может сбросить со счетов кассовые интересы. Вот и получается – замкнутый круг… Другой, неравнодушной части зрителей если и есть возможность где-то познакомиться с современными пьесами, то разве что на подобных драматургических читках. И да будет следующий фестиваль «Драма. Новый код». Хочется надеяться, что он станет ежегодным.
Елена Коновалова, «Вечерний Красноярск»
фото Семена Алексеева
