Два гастрольных спектакля в один день и в одно и то же время – для Красноярска роскошь необязательная, впору поездке в булочную на такси. В то время, как в Оперном москвичи играли Островского, в ТЮЗе на камерной сцене показывали «Шесть персонажей в поисках автора» по пьесе Л. Пиранделло и в исполнении Хакасского национального театра им. А. М. Топанова. Колорит южных соседей оказался притягательнее.
«…Мы вынуждены ставить комедии этого Пиранделло, которого понять – нужно пуд соли съесть и который, словно нарочно, делает все, чтобы и актеры, и критики, и зритель плевались».
Нет, никто не плевался, и я тоже не буду. Однако «Шесть персонажей» в своей хакасской версии – спектакль для восприятия крайне утомительный. Первая причина тому – общее ощущение небрежности. Вначале, когда трагизма нет еще и в помине, происходящее кажется самой настоящей репетицией (учитывая, что в этот момент на сцене актеры, играющие актеров, как раз репетируют, ситуация приобретает пикантный характер), выполненной в полруки и при этом чрезвычайно аляповато. Тут и вычурные костюмы актеров, и модные кеды Директора театра и Завсценой, и огромно-великолепная «яишенка» на полу, и безжалостно переигрывающие Актеры. А еще - очевидным образом лишняя громоздкость. Так, зрители сидят полукругом вокруг сцены, которая до начала спектакля завалена обломками манекенов. Из них в течение пары минут рабочие собирают человеческие фигуры, после чего уносят прочь…. А как актеры кланялись! Долго и протяжно под «Пинк Флойд» разворачивались из стороны в сторону, отступая и возвращаясь.
Режиссер Олег Юмов как-то сумел между абсурдистско-философской и нравственно-лирической поэтикой пьесы проскользнуть в потешный спектакль, перегруженный комическими эффектами, национальным колоритом и ненужной бутафорией. За кулисами герои спектакля говорят почему-то по-хакасски, звуковой ряд к пьесе регулярно наигрывается на национальном инструменте. Когда все идет к подлинной драматике, на неё уже недостает сил; тем более на драматику, погребенную в тоннах пестрых подушек и проглатываемых слов. В тот момент, когда сцена внезапно начинает крутиться, а персонажи – вести диалог, держась друг от друга по разные её полюса, ясно, отчего фраза одного из Персонажей, Отца: «Это еще только предисловие!», воспринимается как личная трагедия. Решившись взять количеством, создатели спектакля шаг за шагом теряли качество – и редкие сцены, где вещи действительно играли, а не только присутствовали (это и манекены девочки и мальчика в бассейне, и разноцветные шляпки), не оказывали должного эффекта.
Да, я пока ни слова не сказал про сюжет. Прежде всего, спектакль, как и пьеса, про театр в театре (отличный прием для борьбы с внутренней шизофренией). Литературный первоисточник – чтение тоже нелегкое, он несколько бессистемен, если не сказать – бессюжетен. Вкратце: Персонажи, проникнув на сцену в ходе репетиции, предлагают Директору театра стать его новой пьесой. Все они – члены некой семьи, которые были порождены на свет авторской фантазией, однако так и не попали в написанное произведение. Режиссер пытается использовать то, о чем ему рассказывают Персонажи, для создания сценической драмы, а актерская труппа театра – самоуверенно пытается их же сыграть, что, само собой, ни у кого не выходит.
Все герои пьесы реагируют на внешние раздражители как оголенные провода, мгновенно проводя по себе нерв сиюминутной интриги, оттого действия каждого из них не выходят за рамки заранее намеченного темперамента. Особенно отчетливо видно это на примере Персонажей – как подсказывает литературная критика, Пиранделло нацепил на каждого из них маски, выражающие их суть, в результате чего Отец стал угрызениями совести, Падчерица – местью, а Сын – презрением. Режиссер вдобавок к этому нацепил маски и на Актеров, и в буквальном смысле (на Премьере вместо литературного поварского колпака красуется маска барана), и в символическом.
Но высокая плотность материального мира спектакля – это полбеды. Для того, чтобы «противоречие между искусством и жизнью, людьми и масками людей» стало социальным и трагичным, нужно, чтобы оригиналы играли убедительно.
«Персонаж, господин директор, всегда имеет право спросить у человека, кто он такой. Потому что персонаж и в самом деле всегда имеет свою собственную жизнь, отмеченную характерными, ему одному присущими чертами… Персонаж всегда есть «кто-то»: Между тем человек – разумеется, не вы, сударь, – человек вообще часто может быть и «никем».
В спектакле задействован весь творческий состав театра. Я внимательно изучил программку: почти все актеры – это заслуженные артисты РХ или РФ, или и то, и другое. Однако невысокое исполнительское мастерство труппы в этом спектакле расстраивало. В особенности это касалось основных ролей – Отца (Сергей Доможаков) и Директора театра (Арлекин Толмачев). Первый, имея в своем багаже несколько великолепных авторских монологов, с ними не справился ни интонационно, ни эмоционально. Реплики второго часто просто не удавалось разобрать. А ведь среди хаоса декораций, заполонивших сценическое пространство, думалось, только звучная сочность слов может спасти положение. В итоге же казалось, что лучшие роли сыграли Девочка и Мальчик, единственные из персонажей молчавшие на протяжении всего двухчасового спектакля.
Завершается спектакль, помимо всего прочего, удивительным видеорядом, демонстрирующим тех персонажей, которые, выйдя из-под пера автора, стали живее всех живых и обрели самостоятельную власть над умами – это религиозные и политические лидеры, диктаторы и кровопийцы. Пожалуй, вот единственная нелишняя надстройка над фундаментом пьесы, не утяжеляющая взгляд, но поднимающая его на новую высоту режиссерской интерпретации.
Нередкое зрелище, увы, когда во всем остальном текст в итоге побеждает режиссуру.
Евгений Мельников ,
фото с сайтов mkrf.ru и abakanonline.ru
