Писатель.
Родился 21 января 1966 г. в Кемерово, в семье военнослужащего.
В 1983 г. – поступил и окончил первый курс Марийского политехнического института (радиофакультет).
В 1984-88 г. – окончил Кемеровское Высшее Военное Командное училище связи им. И.Т. Пересыпкина.
Проходил службу в Кишиневе, Кемерово, Новосибирске, Красноярске. Находился в командировках: Баку – 1990 г., Цхинвали – 1991 г., Кутаиси – 1991, Приднестровье – 1992 г., Чеченская республика – 1995 г.
В 1997 г. – уволен из Вооруженных сил РФ по сокращению штатов.
В 1997-2003 гг. – поступил на службу в УФСНП РФ по Красноярскому краю (упразднена Президентом РФ в 2003 г.).
С июля 2003 г. – сотрудник РУ ФСНК РФ по Красноярскому краю, подполковник полиции.
В 2004 г. – окончил Сибирский юридический институт МВД РФ.
Заслуги и награды: награжден за проведение спецоперации Орденом мужества. Написаны книги: «Я был на этой войне» (лауреат премий: "Тенета-Ринет", Фонда им В.П. Астафьева; по этой книге написана песня группы "Любэ" "Давай за" - как сказал Н. Расторгуев, "мы впервые смогли понять, что там происходит, только благодаря этому писателю"), "Не моя война", "Капище" (вышла в финал конкурса "Открытый российский сюжет - 2004").
Семейное положение: женат, есть сын.
Увлечения: «Писать я начал случайно в июле 1998 года, и думаю – уже не перестану!»
Книги Вячеслава Миронова остры и полемичны. После выхода первой, «Я был на этой войне», московская журналистка Анна Политковская отправила в Гаагский суд список людей, которые, по ее мнению, являются военными преступниками: Грачев, Ельцин, Путин. Среди них – и имя Миронова. Спрашиваю: «Каково тебе было оказаться в такой компании?» Смеется: «Почетно!» Отношение свое к тем событиям он не изменил. И об этом его новые книги.
Ты издал уже три книги. Воспринимаешь ли ты себя как профессионального писателя?
О чем ты! Для меня до сих пор чудо, что мои книги опубликованы! Литературного образования у меня нет, и как правильно писать книги, я до сих пор не знаю. Первую, «Я был на этой войне», написал вопреки всему. Чтобы ее издать, потребовалось три года. В Красноярске один большой начальник вообще заявил, что у нас она не выйдет никогда. Забросил в Интернет… А потом судьба свела меня с Володей Григорьевым, у него очень известный сайт, «Искусство войны», - там пишут те, кто воевал в «горячих точках». Вот он-то и Максим Мошков и протащили меня в московские издательства.
А что подтолкнуло тебя к литературному творчеству?
Злость. И боль. В июле 1998 года увидел по РТР фильм о Чечне. И так он меня достал! Боевиков в Чечне, дескать, вообще не было, а солдаты наши только и делали, что друг в друга стреляли по пьяни и мародерствовали. Откуда они только эту муть насобирали? Позиция россиян там никак не была представлена! Сел писать в редакцию, как все это было на самом деле. Комок в горле стоял, не мог успокоиться. Злость плюс воспоминания – получилась книга. И все кровавые эпизоды, что в ней описаны – лишь малая часть того, что происходило на самом деле. Сейчас я такую книгу уже не написал бы – подостыл, время потихонечку лечит…
Но последующие-то книги родились уже осознанно?
Да, и тоже на основе реальных событий. Сюжет второй книги, «Не моя война», подсказал мой однокашник по военному училищу Олег Маков. Он сам прошел через Нагорный Карабах, после плена у него вся спина изрубцована. Никто же не знает, что там на самом деле творилось, все замалчивалось! И что русских офицеров там захватывали в плен, издевались и убивали. И что на этой войне – как на стороне армян, так и азербайджанцев – воевали русские староверы, друг против друга сражались! Что-то я пытался изменить, например, мне очень не хотелось убивать доктора Аиду – умная, красивая женщина, мечта любого нормального мужчины. Но Олег настоял, потому что это правда – снайпера не любили врачей. Плакал, когда ее гибель описывал.
К женщинам на войне вообще отдельное отношение. Поклонение. Она олицетворяет собой все – дом, уют, сестру, жену… И произвести впечатление на женщину мужчина там может только своей душой, умом, обаянием. На войне нет фальши и расчета, душа оголена. И те испытания, что они вместе проходят, в обычной жизни семейная пара и за сорок лет не испытает.
Ты говоришь, что все твои произведения созданы на основе реальных событий. Но последняя книга, «Капище», однако, не кажется документальной…
«Капище» - это военно-авантюрный роман, я просто попытался себе доказать, что могу писать такие книги. И доказал – ее же издали! Но, тем не менее, в ней объединены шесть подлинных историй. Я лично знал ее героев, Салтымакова и Рабиновича. Правда, на самом деле архив Дудаева искала группа нашего спеподразделения, а Салтымаков вытаскивал Рабиновича из плена. И я не знаю, остался ли Салтымаков служить в контрразведке, но смерть у него загадочная: в апреле 2002 года он якобы выбросился из окна лондонской гостиницы.
А сейчас ты над чем-то работаешь?
Пишу книгу про спецоперацию ФСБ в селении Старые Атаги, где наши красноярские мужики попали в плен. Пятую книгу хочу написать про свое военное училище. Сколько раз я вспоминал добрым словом своих училищных командиров! Нас же 4 года готовили к Афгану, учили, как нужно воевать по-настоящему. Может, благодаря их науке я и жив до сих пор… И отец мой, и тесть тоже там учились, так что воинская профессия у нас семейная.
Мирная жизнь изменила твое отношение к чеченцам?
А с каких харчей она должна у меня измениться? У меня нет оснований воспылать любовью к данной народности. И я разделяю идею о коллективной ответственности людей, живущих там. Если они принимали участие в выборах Дудаева, значит, стремились к наступлению такого режима – это было их осознанное желание. Они получили бандитскую республику, возможность грабить, убивать, насиловать. И они этим активно пользовались – что это, как не коллективная ответственность? Кричать потом, что ты жертва аборта, бессмысленно. Нужно было предвидеть ответную реакцию. Жена говорит: нельзя же быть таким националистом, они хорошие люди! Но у меня свой взгляд: хороший дух – мертвый дух. И у нас был девиз: «Сибиряки в плен не сдаются, но и в плен не берут».
Слава, а в чем отличие сегодняшней кавказской кампании от того, что описано классиками?
Во времена Лермонтова и Толстого не было такой ожесточенности. У чеченцев вообще фишка была – распять пленного на кресте, как Иисуса Христа. И, думаю, все это уходит корнями, прежде всего, в 1991 год. Когда началась дудаевская кампания, 9-летний чеченский мальчик, чтобы стать мужчиной, должен был убить русского. А сейчас эти мальчики уже выросли… В кого они могли превратиться при таком воспитании? Уровень образованности у них резко упал, Дудаев же заявил: мне не нужны ученые. Мальчики учатся читать-писать три года, девочкам и года достаточно – остальное даст Коран. И интеллигенцию чеченскую оттого и повыбили: какие вы интеллигенты, если не знаете Коран? Чем удобна религия – тем, что ее можно трактовать и извращать, как угодно. Что мы и видим на примере ислама. Хотя в нем, как и в любой другой религии, нет призывов к насилию. Но кого это волнует? Смешно верить, что там все быстро изменится, если они до сих пор строят дома с прицелом на будущих рабов и заложников. И они настолько привыкли воевать, что работать уже никто не хочет. А зачем? Установка фугаса стоит 100 долларов. Подорвал машину – и неверных отправил на тот свет, и денег заработал.
А ты с чеченцами служил до войны?
Да. И ничего доброго про солдат-чеченцев сказать не могу. Один чеченец – нормальный солдат, он служит, выполняет приказ, тянет лямку наравне со всеми. Два чеченца – это уже банда. Они пытаются завести свои порядки в казарме, увильнуть от дежурства, и нам приходилось прикладывать немало усилий, чтобы поставить их на место. Что же касается офицеров… Нет, я с ними не служил. Но, как известно, многие из нынешних полевых командиров свое образование получили в российской армии – те же Масхадов, Дудаев… Артиллерийский полк Масхадова когда-то считался одним из лучших. И, как показывает опыт обоих чеченских войн, их нельзя назвать бандой тупоголовых наемников, они прекрасно умеют обороняться. И, без сомнения, хорошо подготовились к войне.
Откуда у тебя такая убежденность?
А ты знаешь, как там все закручивалось? Мы же вообще не собирались воевать, думали – побряцаем оружием, и чечены в страхе разбегутся! Даже команда была: боевые патроны и гранаты солдатам не выдавать, чтобы, мол, не наделали глупостей. К счастью, комбриг наш, умный мужик, приказ тот проигнорировал. И вот забросили нас накануне Нового года под Грозный. Только уселись за праздничный стол - тревога: Майкопская бригада попала в засаду. Сорвались мы, а у нас карты образца 1945 года – о какой продуманности кампании можно говорить? На карте не было целых микрорайонов! И, тем не менее, мы были первые, кто пробился на помощь бригаде. С этого все и началось. «Битва за город Грязный», как мы его называли. Война шла за каждую улицу, каждый квартал, Грозный потом стал похож на Сталинград.
Как ты оцениваешь дела полковника Буданова и капитана Ульмана?
Все это лишний раз говорит о том, что на войне нельзя оставлять свидетелей. И на такое отношение военных толкают политики! Ульман выполнял приказ. А те, кто отдавал этот приказ, сейчас свешают на него всех собак, исковеркают жизнь, а сами как бы и ни при чем. Военные, по сути, стали заложниками политической ситуации. Если бы еще в 1994 году там ввели чрезвычайное положение, все было бы гораздо проще.
Почему?
Потому что считается, что все эти годы в Чечне шла мирная жизнь. Прямо как у нас, в Красноярске, осталось только пальмы посадить! А в одной бумаге из Москвы вообще предписывалось сообщать про бойцов, попавших в плен, что они просто незаконно удерживаются. И что «духи» – не боевики, а участники «незаконного вооруженного формирования». Они хотели войне придать глянцевую обложку! По отношению к тем, кто там воевал, потерял жизнь и здоровье, это предательство. Закон должен быть один для всех. Почему в обычной ситуации преступника сажают за убийство, а там нет? Не важно, скольких он убил – согласно закону убийца в принципе подлежит преследованию. А политики рассуждают: малая кровь, большая кровь… Политика двойных стандартов – здесь нельзя, а в Чечне можно. И я убежден, что война там будет продолжаться до тех пор, пока не уберут экономическую составляющую. Но для этого нужна жесткая политическая воля.
А Буданов – подлец, потому что за две недели от рук снайпера в его части погибло шесть человек. Как он мог такое допустить? Мы действовали иначе. Если в каком-то населенном пункте, куда мы заходили, раздавался выстрел, вся мощь бригады разворачивалась по тому сектору, откуда стреляли. И тут уж спасайся, кто может. Поэтому нас и звали – бешеные псы. Но зато никто не смел палить нам в спину, все знали, чем это грозит.
А разве другие бригады поступали иначе?
Да, иначе. Нас, сибирскую «махру», как называют пехоту, вообще кидали на самые сложные участки. Штурм госбанка, дворца Дудаева – другие части пытались их взять, но несли потери и откатывались назад. А мы, хоть и несли не меньшие потери, но «упирались рогом» и выполняли боевую задачу. Я не умаляю достоинства других частей, но вот маленький эпизод, что такое сибирская «махра». Март 1995 года, две недели подряд идет дождь. А в Чечне земля жирная, когда раскисает – не продерешься. Приказ: всей группировке в течение дня переместиться и пойти в наступление. Духи сидели в пяти километрах от нас, в станице Ильинской. И вот, под сильным огнем, выдирая технику из грязи, мы занимаем эту проклятую станицу, под обстрелом начинаем окапываться. А к концу дня приходит команда – отойти назад. У всех шок – почему?! Как потом выяснилось, из всей группировки только наша часть выполнила поставленную задачу, остальные из-за грязи не смогли это сделать! А населенный пункт, занятый с боем, с потерями, нам пришлось оставить, чтобы не ломать «целостность замысла командования» - единое наступление не получилось. Потом еще почти неделю ждали, когда все просохнет…
Слава, а контрактники у вас служили?
Не знаю, как сейчас идет отбор, а нам таких подонков однажды прислали! Собрали сброд со всей Сибири и Забайкалья. И вот представь ситуацию: командир поставил этих самых контрактников часовыми, а ночью пошел посты проверить. Бойцов нет! Мы срываемся – не дай Бог, их вырезали или в плен забрали. И вдруг оказалось, что контрактники напились и устроили слалом на автоматах с расположенной рядом сопки. Мы их внизу, конечно, встретили: кулаком по морде, автоматы в сторону. Так вот, когда комбат, подделываясь под чеченский акцент, заявил, что они в плену, и спасти их может лишь предательство, из ста человек только один (!) сказал: против своих воевать не буду.
Но было и другое. У нас воевали казаки, они живут на границе с Чечней. И, несмотря на то, что там постоянно были вооруженные набеги, людей угоняли в плен, воровали технику, казаки не могли себя защищать – не имели права. Абсурдная ситуация! Они к нам сами просились, и мы шли на нарушение, давали им оружие. Их бросали на самые трудные участки, чтобы сохранить жизни солдат-срочников. Они гибли. Ни в одной сводке их имена не звучали, они воевали не за деньги – за свою Родину. Потому что пришли сознательно – не то, что эти контрактники.
Как ты относишься к идее перевести войска на контрактную основу?
Обеими руками «за». Но до тех пор, пока там не будет достойная оплата, мы будем иметь то, что имеем. Контрактникам в Чечне обещали по тысяче долларов, но этого же нет! Обманывают. А то, что к 2008 году будет контрактная армия, сказки.
Своего сына ты готов отдать в армию?
Только офицером. И не обязательно получать воинскую профессию, он может окончить вуз с военной кафедрой. А солдатом… Нет, не хотел бы. В 1995 году мне показали солдата, который не умел ни читать, ни писать, и тогда это было в диковинку. Сегодня таких в армии уже 10-15%. Кроме того, прежде условно осужденных или отбывших наказание брали разве что в стройбат. А сейчас они идут в боевые части и насаждают там зоновские порядки. Да и чему удивляться, если у нас со всех радио- и телеканалов звучит блатная музыка, насаждается романтика воровской среды! Вышел человек с зоны - для него и центры реабилитации есть, и свое преступное сообщество его поддержит. А ребята двадцатилетние, что из Чечни возвращаются, - кому они нужны? Ни образования, ни здоровья, ни денег, ни перспектив. У пацанов, что воевали в Афгане, хоть были какие-то льготы. Без конкурса брали в любое учебное заведение на любой факультет. А современное общество преступно апатично – как к проблемам в Чечне, так и к тем, кто там воевал. Мне, к счастью, удалось справиться с ломкой, вернуться к действительности – спасибо семье. Но если наши поднимутся, я пойду с ними. Потому что мышь нельзя загонять в угол, она будет обороняться до конца.
Слава, а ты считаешь себя патриотом?
Считаю. Но патриотом России, а не государства российского. Родина – это моя семья, мой дом, мой дворик, Россия-матушка… Ельцин не входит для меня в понятие Родины, также как и краевой чиновничий аппарат. Но в выборах я участвую – нельзя позволить, чтобы кто-то вместо меня поставил галочку.
Я поняла из твоих книг, что ты хотел бы вернуться в Чечню. Почему?
Тянет. Как неоконченное дело. Я ведь и из армии-то ушел лишь по сокращению. Но, может, и сотрудников нашего управления вскоре начнут туда отправлять – уж чего-чего, а наркоты в Чечне хватает. Так что, если придется поехать, не откажусь. Не все долги еще оплачены…
Елена Коновалова
