- Если задать поиск "сорокин, великий, русский, писатель" в Яндексе, счетчик покажет, что найдено более шести тысяч страниц. Google найдет почти восемьсот сайтов.
- В Яндексе хочешь найти причину, почему тебе так трудно связать пару слов об этой совсем не толстенной книженции?
- Да разве ж можно так Ее называть! Как ты смеешь! Это же классика современности!!
- А если нет? Чем докажешь?
Выгадываю слова, чтобы выразить простую, в общем-то, мысль. То, что пишет Сорокин, не нуждается в рекомендации и не поддается критике. Потому что, как ни относись к его книге, скептически или восхищенно, уже НИКАК не получится повлиять на ее судьбу. Ей не важно, проглотят ее куском или смаковать станут каждую запятую. И даже не важно, прочтут ли. Как надвигающаяся планета - чем ближе, тем труднее описать грандиозное целое. Вещь, которая заставляет человека поверить в ее реальность и подсмотреть кое-что потаенное о самом себе.
В романе "Путь Бро" - предыстория "Льда". Апокриф Александра, первого на Земле человека, кем овладела ледяная глыба из космоса. Обычный мальчик на наших глазах вырастает в целеустремленного монстра. Линейно, от минуты рождения и до часа смерти, прослеживается жизненный путь первого Пробужденного. Вначале герой вызывает симпатию, затем страх, а в конце - жалость.
"Нас ждало очень большое дело. Дело всей нашей жизни. Мы стояли в начале великого пути к Свету. Важно было не ошибиться, не действовать наспех. Но и медлить мы не имели права.
Нас было всего пятеро, проснувшихся сердцем. Оставалось 22995 братьев и сестер, рассеянных по сложно устроенному миру этой планеты. Они жили в разных странах, говорили на разных языках, не догадываясь о Великом Родстве, ничего не зная о своей истинной природе. Сердца их спали, бессловесными насосами качая кровь в телесной темноте. Потом изнашивались, старели, останавливались. И их закапывали в землю. Но Свет, покинувший умершее сердце, сразу же воплощался в сердце новорожденного человека, делая его нашим братом. И маленькое сердце его начинало снова качать кровь в темноте младенческого тела".
Путь к Великой Цели беспощаден ко всем живущим, даже если эта цель - Вселенская Гармония и Свет. Сознание заостряется, привычный смысл окружающих вещей куда-то уходит. Истинных слов, оказывается, совсем немного. Идущий-к-Цели называет вещи подлинными, самыми простыми именами. Как много бессмысленного. Как всё безнадёжно. Однако надо идти.
"Кто это?" - спрашиваю я, показывая глазами на портрет; он достает из парты толстую книгу - собрание сочинений Достоевского, протягивает мне; я беру ее в руки, раскрываю и вдруг ясно понимаю, что эта книга, итог жизни бородатого человека с серьезным взглядом, всего лишь бумага, покрытая комбинациями из букв; именно о ней, об этой покрытой буквами бумаге пишем мы наше выпускное сочинение; только о бумаге - и ни о чем другом! Мне становится невероятно смешно, что сейчас мне предстоит описывать эту бумагу в сочинении; я смеюсь и прерываю сон. Подняв голову, я открыл глаза: я находился в читальном зале. Но на самом деле я спал. И был уже в другом сне. Вокруг все так же сидели люди и тихо шелестели бумагой. Я поднял глаза. Четыре больших портрета висели на своих местах. Но вместо писателей в рамках находились странные машины. Они были созданы для написания книг, то есть для покрытия тысяч листов бумаги комбинациями из букв. Я понял, что это сон, который я хочу видеть. Машины в рамках производили бумагу, покрытую буквами. Это была их работа. Сидящие за столами совершали другую работу: они изо всех сил верили этой бумаге, сверяли по ней свою жизнь, учились жить по этой бумаге - чувствовать, любить, переживать, вычислять, проектировать, строить, чтобы в дальнейшем учить жизни по бумаге других.
Я не член этого братства. Этот герой, в общем, не я. Но я ему сочувствую.
Мария Шкапская
