Заместитель председателя Красноярского краевого суда по уголовным делам

В любой демократической стране – и Россия не исключение – существует четкое разделение властей. Первая ветвь власти – законодательная, вторая – исполнительная. Но если депутаты и чиновники то и дело дают интервью и мелькают на экранах телевизоров, то представители третьей ветви – судебной – о своей работе рассказывают нечасто. Наш сегодняшний собеседник – заместитель председателя Красноярского краевого суда по уголовным делам Татьяна Меркушева. Тема разговора – процессы, имеющие большой общественный резонанс.

Дела, за которыми люди следят с неослабевающим интересом, были и будут всегда. Причем задолго до вынесения приговора каждый из нас для себя определяет, кто виновен, а кто нет. Соответственно, хочется знать, насколько решение суда совпадет с твоим собственным мнением. Если совпадет – «суд был честным», если нет – «предвзятым». Накал страстей подогревают журналисты, и у любого СМИ – своя точка зрения на происходящее.

Гранитный утес в море страстей

Татьяна Федоровна, как остаться объективным в том море субъективной информации, которая окружает судью? Кроме прессы, есть родственники подсудимых и потерпевших, которые умоляют, клянутся, плачут...

У проблемы объективности два аспекта. Первый – эмоциональный. Это могут быть слезы, могут быть истерики, обмороки. Были случаи, что подсудимые прямо в зале суда раздевались или вскрывали себе вены... Страсти накаляются, возникают конфликты, в этот момент подключаются средства массовой информации – и тогда такое может начаться... Второй аспект – профессиональный. Судья, что бы ни происходило, обязан рассматривать дело объективно, не реагируя ни на какие проявления чувств. Есть уголовное дело, есть те обстоятельства, которые необходимо исследовать и вынести по ним решение. Если судья понимает это и не позволяет себя поддаться общему ажиотажу, то все в порядке. Эмоции отходят на второй план. Они даже не раздражают – просто отвлекают. И отнимают время. Я была председательствующим судьей в процессе по делу Струганова, и поднявшаяся шумиха привела только к одному: процесс очень сильно затянулся и вместо двух-трех месяцев шел десять. Больше никаких последствий она не имела. Зачем нужен был ажиотаж? Рядовое уголовное дело, обычный подсудимый. Как по любому делу, требовалось тщательно исследовать доказательства обвинения и защиты. И жаль, что уходило время на эмоции сторон. Внесли свою лепту и СМИ.

Что же мы делали?

Вот представьте: я – профессиональный судья. Мне поступило дело в 13 томов, которое я изучила тщательнейшим образом. Я несколько месяцев работала в процессе, выслушивала показания свидетелей и потерпевших, и честно говоря, долгое время так и не могла понять: что же произошло, виновен Струганов или нет? Может, я его оправдаю по предъявленному обвинению или по какому-то из пунктов обвинения – я еще не знаю. Но вот приходит журналист, и, посидев всего лишь на одном из заседаний около часа, пишет статью. А в ней: «Струганов невиновен! Доказательств нет!» Я – судья, который обладает практически всем материалом, – я еще не сделала никакого вывода, а здесь – пожалуйста.

Решение мне давалось непросто. Не потому, что это был Струганов. Для судьи неважно – кто это, Иванов, Петров, Сидоров. Важно понять, совершил ли человек то, в чем его обвиняют, или нет. А для этого надо взвесить все, что предлагают стороны. Пусть сначала прокурор докажет свою позицию, а потом адвокаты – свою. И если поддаться эмоциям, то рассмотреть дело невозможно.

Спокойствие, только спокойствие

Возможно, журналист, написавший статью, надеялся, что она каким-либо образом повлияет на ход процесса.

Напрасно надеялся. Я знаю, что этот человек не обладает ни тем объемом информации, который необходим для рассмотрения дела, ни профессионализмом, а значит, его мнение для меня не имеет никакого значения.

Хорошие адвокаты прекрасно понимают, что нагнетание страстей ни к чему не ведет. Как работает, например, Генрих Падва? Когда он принимал участие в проходивших в Красноярске процессах, он спокойно озвучивал свою точку зрения. И подкреплял ее показаниями свидетелей и документами. Потом обосновывал свою позицию прокурор. Разве это плохо? Это настоящая состязательность, как и должно быть в суде. Но когда защитники вместо доказательств начинают безосновательно кричать: «А-а-а, тут все заинтересованы! Куплены! Тут всё решено заранее!..», судье, как лоцману, приходится лавировать в этих криках, пытаясь выудить из них хоть какое-то рациональное по существу дела зерно: ага, вот здесь он сказал об обстоятельствах преступления, и это могут подтвердить такие-то свидетели, а здесь может быть нарушена процедура обыска, а значит, его результаты действительно не имеют силы.

Допустим, преступника задержали ночью. Зимой. В тайге. На сто верст – ни одного понятого...

Есть требования уголовно-процессуального кодекса, который регламентирует порядок проведения следствия и порядок добывания доказательств. Если процедура нарушена, то они признаются недопустимыми. В этом плане позиция защиты всегда выгоднее позиции обвинения. К примеру, прокурор говорит: «У обвиняемого изъято из квартиры орудие преступления» и предъявляет оружие. А адвокат возражает: «В протоколе исправлена дата. Была одна цифра, непонятно какая, ее зачеркнули и другими чернилами написали другую. Неизвестно, был ли вообще обыск и когда он проводился». Вызываем понятых – почти всегда это случайные люди, профессиональных понятых у нас нет. Начинаешь расспрашивать человека, а он: «Да мне сказали вот здесь расписаться, я и расписался... Не помню, когда это было, и видел я что-то или нет». В итоге доказательства признаются недопустимыми.

Но ведь тогда преступник может уйти от наказания?

Я считаю, что такой строгий подход оправдан. Нельзя позволить нарушать закон при добывании доказательств, иначе можно приговорить невиновного. Откуда судья знает, добросовестный следователь попался или нет? Если адвокат утверждает, что протокол составлен с нарушениями, судья должен исследовать его и вынести решение. Нужны ли здесь крики и истерики? Конечно, нет.

Но, может, такую тактику выбирают специально?

К сожалению, многие адвокаты считают, что так надо. Подобное поведение рассчитано не на судью, а на публику. Адвокат хочет показать своим клиентам, как старательно отрабатывает гонорар и яро борется за их права. Понятно, в жизни бывает всякое и иногда сдержать эмоции не получается, особенно родственникам потерпевших – где-то переждешь, где-то перерыв объявишь, чтобы успокоились. Непонятно другое – зачем саботировать процесс? Чего хотят этим добиться? Чтобы я вынесла неправильное решение? Это совершенно бесперспективно.

Возможно, хотят дискредитировать суд, чтобы потом при рассмотрении кассационной жалобы было больше шансов для оправдательного приговора.

Ничего подобного. Представьте, судья Верховного суда получает не только 13 томов дела – но и 12 томов протокола заседания, в которых в общей сложности лишь два-три тома того, что имеет непосредственное отношение к делу. Точно так же среди скандалов и конфликтов ему потребуется выискивать информацию по существу. Время затянется, а на решении не скажется.

Закон суров. Но это Закон

Насколько на принятие решения влияет ваше личное отношение к обвиняемым? Нравится, не нравится человек...

Перед судьей за то время, пока он рассматривает дело, проходит вся жизнь подсудимого. В первый день видишь в нем только человека, которого обвиняют в убийстве. Потом, когда больше узнаешь, может возникнуть сочувствие. Чем отличается профессиональный судья от присяжных? Он понимает, что смягчить приговор можно, но от наказания преступник в любом случае не должен уйти. Каким бы хорошим человек ни был, как бы его ни загнала в угол жизнь, но есть некие границы, которые в любом случае преступать нельзя. С одной стороны, судья должен быть принципиальным, а с другой стороны – гуманным. Тем более что ситуации бывают разными. Одно дело, когда человек возвращался вечером с работы домой, и его убили. И совсем другое, когда погибший и подсудимый, допустим, вместе выпивали, а потом потерпевший набросился на него с ножом. Конечно, личность подсудимого учитывается при назначении наказания, но она не может послужить поводом для оправдания.

В повседневной жизни судьи тоже малоэмоциональны?

Это обычные люди, которые живут в одном мире вместе со всеми. Точно так же у них есть друзья и знакомые, есть семьи и дети, за которых они переживают.

И все-таки, мне кажется, требования к судьям должны быть выше, чем к обычным людям.

Они и так выше. У нас очень сложная процедура назначения. Во-первых, должно быть высшее юридическое образование. Обязательно иметь как минимум пятилетней стаж работы в юриспруденции. Возраст – не меньше 25 лет. Положительные характеристики. Положительные результаты психологического тестирования. Потом надо сдать экзамен по праву – в экзаменационную комиссию, кроме судей, входят также преподаватели университета, и отбор очень строгий. Затем заключение дает квалификационная комиссия. И лишь после одобрения кандидатуры в администрации президента, президент издает указ о назначении на должность судьи. Случайному человеку попасть сюда сложно.

Аудитория для адвокатов

Как вы относитесь к судам присяжных?

Это очень интересная процедура, хотя сказать, что она имеет только плюсы или только минусы, нельзя. В крае суды присяжных начали работать с 2003 года, и, на мой взгляд, достаточно успешно. Наши заседатели – люди сознательные, и выносят вердикты в соответствии с тем, что происходит в процессе. Это не помощники судьи, у них своя функция. Я не имею права советоваться с ними или указывать им на их ошибки. Но если заседатели вынесут вердикт «виновен», а я считаю, что человека нужно оправдать, я могу распустить коллегию. Если же присяжные признают обвиняемого, в отличие от судьи, невиновным, то распустить их он не вправе.

Вот вам и аудитория для адвокатов.

Совершенно верно. В этой ситуации состязательность процесса очень ярко выражена. Дело слушают 12 присяжных, которые не должны знать право, им представляются только фактические обстоятельства; прокурор и адвокат должны доказать им свои позиции.

Но на присяжных-то шумиха в прессе наверняка сильно влияет.

Действительно, они склонны поддаваться эмоциям, в то время как профессиональный судья с ними справляется. Забывать об этом нельзя. Что делать в таком случае? Пример для наглядности. В боксерском бою участвуют двое спортсменов, а судья судит. Имеет ли право рефери на ринге вмешаться в поединок? Конечно, нет. Имеет ли право кто-то со стороны, из публики, подойти и ударить одного из боксеров? Тоже нет. Так и здесь. Проинформировать о процессе можно, но категорически недопустимо, чтобы СМИ уподоблялись «кому-то из публики» и давали свои комментарии по поводу виновности или невиновности. Тогда в дело вступают не морально-этические принципы, а Закон, запрещающий так делать.

Многие присяжные – пенсионеры, они привыкли верить газетам и телевидению, и любой журналистский материал может повлиять на их решение. Но, с другой стороны, я понимаю, что невозможно создать вокруг заседателей полного вакуума. И каждый раз, обращаясь к присяжным, судья им говорит: «Уважаемые присяжные! Не обращайте внимания на информацию, опубликованную в СМИ, которая связана с тем делом, по которому вам предстоит вынести свой вердикт. Если что-то дойдет до вашего слуха, прошу не реагировать на это – это не доказательство вины и не доказательство невиновности...»

Беседовала Дина Зверева