Россия давно вписалась в «мировое сообщество». И там, и тут схожая картина: еще идет экономический рост, но «антропология», увы, летит к черту. Или, говоря по-ученому, «период базовых отрицательных трендов в динамике человеческого потенциала». Сто раз писали и не будем в сто первый. Лучше помедитируем: чего дальше?

Закат – восход

Тренды такие, что удельный вес людей в поколении, способных воспринять сложный текст, 30 лет назад был выше, процент способных к немотивированной агрессии был ниже и т. д. Условно говоря, было больше людей, шарящих в квантовой физике, и больше людей, способных ответственно крутить сложную гайку на сложном заводе, и больше людей, на досуге почитывающих-подумывающих, и меньше наркомании всех ее видов и т. д. и т. п. Не надо тут про «отдельный путь России», динамика в Евросоюзе примерно та же, просто там не столько дичают, сколько вымирают, и дикость к себе импортируют. Рано или поздно это переломит экономический рост, просто некому будет понять, как это все работает, как это делать – от кручения гайки до науки.

Политолог Сергей Кургинян называет это «кризис Большого Модерна», футуролог Сергей Переслегин – «размонтированием индустриальной цивилизации Запада» (как некогда была размонтирована Римская империя). Однако заметим, что на месте размонтированного мира обычно все-таки, тяжело и трудно, монтируется чего-то новое. На месте той же Римской империи смонтировалась «христианская цивилизация».

Как это происходит? И если у нас предвидится будущее, то как? Именно будущее с большой буквы Б, а не постмодернистская кайфовня с паразитированием на структурах модерна и ломкой во всех ее смыслах? Как, к примеру, было будущим Христианство для Античности, и Модерн для Христианства? И какой-нибудь «мир Стругацких» – к советскому, а равно и антисоветскому, модерну 20-го века?

Прежде всего надо зарубить на носу и выписать на полях одно обстоятельство: спасители – вовсе не намерены спасать этот мир. Они собираются спасать свой мир,

наследующий этому. А «этот мир» никаких особенно светлых чувств и симпатий у новых людей не вызывает. Дело именно в наследовании, логичном и созидающем. Но то, чему наследуют, то не любят… Христиане, например, полагали позднюю Римскую империю царством греха и желали ей поскорее провалиться в геенну огненную, где ей, по христианским понятиям, самое место. Просветители, удумавшие Французскую революцию, капитализм, демократию – сильно ценили «наследие»? А до них Мартин Лютер – сильно желал спасения католической церкви, Риму или им владели те же чувства: «весь мир насилья мы разрушим»? Или большевики – сильно они ценили Российскую империю, православие и прочее? Между тем античность не пропала благодаря христианам, христианский мир спасла Реформация, Россию удержали от распада большевики. Можно возводить хулу на всех них, но… представим альтернативную историю, только честно, и хула отойдет.

Короче: перед распадом цивилизации обычно возникает некая локальная группа, вбирающая в себя ее «последний писк» и финальный смысл. Последний писк – самый важный. И вот последние времена: в Сенатах заседают лошади, императоров душат силовики, плебсу потребно сугубо хлеба и зрелищ, а элитам еще нужны золотые штучки для мастурбации… В принципе даже в таком мире можно жить – с приколом и кайфом. Просто этот мир не может не кончиться, и когда он кончится, будет космический холод, и ничего. Если бы в этом мире не была какая-то «прорывная группа». Которая давно уже, по своему выбору, не от мира сего. Агентов будущего тошнит с настоящего, но они, по сути, главная его ценность.

Патриоты иного

Не новая политическая теория решает судьбу человечества на изломе, а новый антропотип. С новым символом веры. Новой поведенческой моделью. С новым «небом», из которого следует и «земля». Они принципиально не «патриоты». Они не понимают, как можно быть патриотом вот этого. Они уж скорее, как было у Мераба Мамардашвили, шпионы неизвестной родины. Но их неизвестная родина – и будет то небо, смотря в которое, возделываешь родную землю.

Значит, антропотип… Сначала это обретается как субкультура. В ряду других субкультур. Живет себе в катакомбах, в щелях каких-то. Субкультура-бомба. Или лучше сказать: субкультура-сверток. Вроде бы небольшая. Но такая, чтобы из нее развернуть целый мир.

Если мы оглянемся – увидим что-то похожее? Ну вот аналогичное христианским катакомбам позднего Рима? Кто-то, противопоставляющий себя «современности»? Понятно, что это не может быть субкультура-нарост, вроде мира криэйтеров-копирайтеров. Они могут сколь угодно презирать быдло, которое разводят и разрабатывают, но они с ним – единая плоть, и еще вопрос, кто кого «программирует». Если умный человек долго подстраивается под сознание идиотов, меняя его ориентации, но не общий идиотизм, – это ведь не совсем бесследно? Это развращает объект – но ведь и субъекту достанется? И вообще, не будь индустриальный уклад, штампующий, в производстве вещей, и самого человека как вещь, человека-робота, человека одномерного, – кого бы разводили наши креативные «постиндустриалы»? И не есть ли их мир скорее симптом конца, чем примета начала?

Это не могут быть хиппи, панки и прочая субкультура-маргинальная-щель. Люди убежали ясно откуда, но не очень ясно куда. Типового нефора вообще губит скорее общее бескультурье, чем водка, наркотики и т. д. Из простого мира они убежали в совсем простое. Умеренное подаяние, случайное иждивение. «Понятно, что ты не любишь, а что ты, братец, умеешь?». Энергетике всех этих революций – «молодежных», «психоделических», «контркультурных» – не хватает силы. А силы нет, потому что общая сложность субкультуры должна быть больше сложности текущей культуры, и тогда что-то будет. Не случайно самые успешные субкультуры – рок-музыканты, ролевики – именно те, кто востребует от человека некую сложность (на крутого ролевика нужно учиться годами, а значит, жить этим, а значит, не сбегать с возрастом, как сбегают из скинов или хипанов).

Либо в недрах этого мира вызреет некая автономная сложность, либо… будет нам такой закат Европы и прочего, что даже в историю не войдет. За отсутствием далее таковой.

Александр Силаев, "Вечерний Красноярск"