В Красноярском Доме Кино прошёл очередной фестиваль при поддержке фонда Михаила Прохорова — на этот раз в фокусе внимания оказался французский кинематограф. С 17 по 20 сентября красноярцы смотрели фильмы Луи Маля — культового режиссёра времён французской «новой волны». В ходе фестиваля Виктор Зацепин — журналист, историк кино, главный редактор издательства «RosebudPublishing», специализирующегося на выпуске посвященного кинематографу non-fiction — прочёл лекцию о творчестве знаменитого француза. Корреспондент Newslab.ru поговорил с Виктором о том, насколько подобные показы востребованы зрителями, а также выяснил, почему в современном русском кино нет живых героев.
Ретроспективный показ фильмов Маля сложно назвать выдающимся кинособытием, однако в рамках развития культуры потребления кино это мероприятие кажется важным. Нуждается ли сегодня российский зритель в подобном расширении кругозора?
Мне кажется, что о некой культурной матрице, через которую люди разных стран смотрят на мир, можно судить по первым полосам местных газет. Недавно я ездил во Францию. Это было как раз во время процесса над Pussy Riot, и, поскольку мы ждали, чем же эта история с несчастными плясуньями закончится, я всё время покупал газеты. Однажды я купил немецкую газету, выпускающуюся в Мюнхене — на первой полосе в ней было три статьи: об извержении вулкана в Гватемале, о приговоре по делу Pussy Riot и о Жераре Депардье, который в очередной раз врезался в кого-то на своём мотороллере. В последнем случае, кстати, пострадавший стал смущаться из-за того, что причинил звезде неудобства, а колумнист, естественно, негодовал: дескать, как же так, закон ведь один для всех, мы не должны делать исключение для какого-то там актёра!
Мюнхен — даже не столица Германии, и все события, о которых шла речь на первой полосе, произошли вовсе не в этой стране, однако всё, о чём сообщалось в газете, видимо, действительно как-то интересовало мюнхенцев. В московских же газетах, как правило, на первых страницах пишут что-то о Путине и публикуют новости бизнеса. События в мире и культура — где-то на восьмой полосе. На мой взгляд, это говорит о том, что Россия как-то отдаляется от мировой повестки дня — и, по-моему, это очень плохо для большинства жителей нашей страны. Когда ты постоянно видишь перед собой одну и ту же картину и просто не знаешь о том, что существует альтернатива, что в это же время в мире происходят более глобальные события — вряд ли ты сможешь развиваться по-настоящему.
То, чем занимается Дом Кино в Красноярске, показывая французские фильмы — это как раз демонстрация альтернативы. Если кто-то благодаря этому событию получает возможность пойти и посмотреть хороший фильм — это здорово.
А насколько, по вашему мнению, такое кино сегодня востребовано?
Когда мы говорим о потреблении кино, нужно учитывать, что каналы распространения есть везде, хоть они и достаточно узки и из-за этого часто не принимаются в расчет специалистами. В более-менее крупных городах существуют оазисы, подобные Дому Кино, какие-то киноклубы, вокруг них есть своя аудитория. Однако в некоторые места культура просто не доходит — и тогда люди, например, используют торренты. Государственное телевидение чаще всего не может адекватно удовлетворять спрос на интеллектуальное кино — как правило, ТВ либо политизировано, либо ориентируется на прибыль. Культурную эмиссию они в расчет не принимают: на армию и милицию у нас, как известно, заложено 20% бюджета, а на культуру — 3%. Речь, впрочем, не о том, что государство плохое. Гораздо важнее то, что в такой ситуации люди, уже осознанно выбирающие между «Трансформерами» в кинотеатре или скачанным с торрента французским фильмом, ищут этот фильм для себя сами. Именно таким способом они знакомятся с азбукой кинематографа, с классикой. Умное кино в России сейчас интересно многим: фильм того же Луи Маля с торрентов скачало не меньше 2000 человек, а на вчерашнем показе его фильма зал был практически полон.
Другое дело, что региональные кинотеатры, которым в первую очередь нужно, как говорится, «чтоб дом стоял», забивают свои программы Голливудом и ориентируются на максимальную прибыль. Это делается не из-за того, что они хотят навсегда поломать зрителю голову, а из чисто хозяйственных соображений. Ты не можешь, условно говоря, в своё удовольствие показывать фильмы позднего Годара и думать о том, какой ты прекрасный человек — есть какие-то простые хозяйственные задачи.
Может ли эта ситуация как-то измениться в ближайшее время?
В Париже есть сеть кинотеатров, где показывают только старый Голливуд — нуар, Джона Форда, Хичкока. В этой сети около пяти маленьких кинотеатров, разбросанных по городу, и в них ходят
Когда вы говорите о том, что Россия отдаляется от мировой повестки, невольно вспоминается ситуация в современном русском кинематографе. Иногда кажется, что «чернуха», которую снимают сегодня многие российские режиссёры — это такой сугубо внутренний продукт, и совершенно непонятно, как эти фильмы завоёвывают любовь фестивальных жюри и критиков.
Кинокритики, которые работают в Москве или в Питере в специальных изданиях, зачастую начинают любить какие-то запредельные вещи просто из чувства самосохранения. Яркий, на мой взгляд, пример — феномен Сокурова, который, по-моему, делает совершенно интровертное кино. Мне кажется, подобное чаще всего снимают, ориентируясь на фестивали. В Бразилии, например, в своё время существовало течение, известное под названием «порнография бедности»: местные документалисты снимали молодых нищих, якобы умирающих на улице, для того, чтобы произвести сенсацию и попасть на фестиваль.
Многие современные режиссёры почему-то считают, что достаточно показать страдания людей для того, чтобы быть философами и филантропом. Но, по-моему, если автор всё-таки любит своего героя, он не может истязать его так, как это делают многие русские режиссеры. Это всегда видно — любит режиссер своего героя или нет. Луи Маль в этом смысле — прекрасный пример: у него нет однозначных, черно-белых характеров, в его персонажах есть и плохое, и хорошее, но создается впечатление, в них во всех есть что-то человеческое. В русском же кино большинство героев какие-то неживые, деревянные. Эту ситуацию достаточно, мне кажется, точно описал московский критик Владимир Захаров. Он говорит, что русский артхаус — это когда «Какой ужас, мы все мертвы!», а мейнстрим — это «Мы все мертвы и нам всё пофиг».
Как вы считаете, почему так происходит?
Мне кажется, это связано в тем, что в российском кинематографе сейчас фактически господствует госзаказ, рынка нет, и никто не старается с кем-то конкурировать. Есть только продюсеры, которые ходят в Фонд Кино и получают деньги, при этом большинство из снятых на эти деньги фильмов, как показывает статистика, не доходят даже до торрентов — по крайней мере, так было три года назад. Пока эта система не изменится, у нас не будет живых героев.
Свежий ветер в этой ситуации, на мой взгляд, веет из документалистики — это фильмы Павла Костомарова, Марины Разбежкиной, Александра Расторгуева. Вот у них как раз всё по-настоящему. Последний проект Костомарова и Расторгуева, «Срок» — это, по-моему, потрясающе. Они снимают многосерийный документальный фильм, посвященный всему, что происходило с протестным движением в России за последние 8 месяцев — уже почти 1000 эпизодов набралась. Мы как-то видели Костомарова на писательской прогулке в Москве — он как раз шёл с камерой. Это действительно классно, это яркое явление. При этом государственных источников финансирования у них нет — люди просто выходят на улицу и снимают.
А что вы думаете насчет современных комедий? Очень страшно ведь смотреть, допустим, недавно снятого «Карлосона» — страшно не из-за того, что показывают на экране, а из-за того, что этот фильм ведь имеет какое-то отношение к реальности, люди смеются над ним...
Этот фильм, насколько я понимаю — что-то вроде плохо сделанного КВНа, КВНа, поделенного на десять. А насчёт отношения к реальности... Я живу в Подмосковье, и, по моим наблюдениям, большая часть местных водителей маршруток ездит под «Юмор FM». Так вот, когда я вижу, как они выкручивают ручку приёмника, чтобы поймать эту волну — я понимаю, что сидеть 10 часов за баранкой очень тяжело, и людям просто хочется, чтобы их посмешили. То есть людей, мне кажется, действительно надо веселить — но, может быть, не таким непотребным образом, как это делают наши режиссёры.
В Японии, например, сейчас снимают такие изощренные комедии! Люди как черти изгаляются, чтобы стать народными любимцами. Понимаете, у нас тоже, конечно, есть КВН — а из их КВНа в своё время, к слову, вышел Такеши Китано, который сначала был телевизионным комиком, затем ведущим и лишь затем стал режиссером с мировым именем. В японских комедиях как раз очень заметно то, о чём я уже говорил: все герои очень живые, видно, что режиссер к ним очень неравнодушен. Если уж в фильме есть злодеи, то невероятно красочные, если девушка — то со сложным, детально продуманным характером. То есть у них всё это действительно сделано...
Тогда как после просмотра наших комедий часто кажется, что режиссеры просто не думают о зрителях. Дескать, мы снимем вам «Карлосона» и вы пойдёте его смотреть, потому что больше смотреть нечего...
Ну, наверное, да. Но... Эйзенштейн в своё время писал, что «впереди — свет» — а если этого света нет, то ради чего стараться? Мне кажется, что когда-нибудь всё обязательно будет хорошо.
Александра Воробьёва, интернет-газета Newslab.ru
Фото Юлии Кукарских
