В разговорах о том, что есть неприличное заигрывание с классикой, а что — искреннее желание сделать ей искусственное дыхание, можно заплыть довольно далеко за буйки. Любые интерпретации и адаптации уже канонизированного поколениями читателей текста бессознательно воспринимаются образованным человеком как маленькое святотатство. Есть, однако, и контраргумент: относясь к попыткам актуализировать «вечную литературу» как к строительству очередной ступени бесконечного зиккурата с телом уважаемого мэтра в основании, нельзя поручиться, что под мумией, в богатом культурном слое, не скрывается еще кто-то, некогда успешно актуализированный, а сейчас позабытый.
Кажется, что в обывательском сознании процесс актуализации не прекращается ни на минуту, хоть и приобретает порой странные очертания. На второй день «Вешалки для классиков» мне посчастливилось ненароком подслушать разговор парочки студентов (?), живо обсуждавших эскиз сигаревской «Метели» в контексте того, какую музыку для бальных танцев из пушкинских времен можно счесть «реально качающей». Сам эскиз, который, по словам очевидцев, был и не эскизом вовсе, а полноценным спектаклем, мне посмотреть не удалось, к сожалению; поэтому продам то, что знаю. Во-первых, ставил его Александр Огарев, главный режиссер Краснодарского академического театра драмы. Во-вторых, по итогам зрительского голосования «Метель» набрала наибольшее, среди пяти эскизов, количество голосов в графе «принять к постановке» — свыше трех десятков. В-третьих, Роман Феодори долго восторгался игрой Ольги Буяновой, исполнявшей здесь главную роль; учитывая, что главреж ТЮЗа давно работает с этой актрисой, можно полагать, что она взяла принципиально новую планку. Короче говоря, ждем «Метель» в репертуаре?
То, что Ярослава Пулинович традиционно презентует во время красноярской лаборатории какой-то из новых своих текстов, можно считать замечательной традицией; тем более, что прошлогодний «Как я стал...» уже год как с успехом играется в залах и на крышах города. На сей раз драматург прочла киносценарий под рабочим названием «Девочка и птицы» — на удивление добрую подростковую сказку о дружбе трудного ребенка и рок-музыканта. Оба они лежат в туберкулезной больнице и представляют собой на редкость беспокойных пациентов: девочка смотрит на мир глазами старой ворчливой бабки и постоянно ругается с живущими порознь родителями, мужчина страдает из-за поведения неверной жены и украдкой убегает с процедур на вечерние концерты. Разумеется, девочка влюбляется в своего кумира; разумеется, она не по годам рассудительна, а он — крайне беспечен; странно, но между ними не случится ничего уголовно наказуемого, а напротив, случается настоящая дружба. «Девочка и птицы» — фактически образец хорошо сделанной пьесы и фактически образец творчества Пулинович с поправкой на оптимизм. Это тревожит, потому что за исключением вышеупомянутой странности здесь нет ничего необычного — ни в плане стилистики, ни с точки зрения сюжета или внутренней драматургии, даже речевые портреты персонажей идентичны многим другим героям из многих других её пьес. Не хотелось бы думать, что один из лучших современных драматургов переживает творческий кризис; как минимум, представленная история была действительно хороша, ясна и оттого нужна детскому театру...чуть больше, чем кинематографу, на мой взгляд.
Заключительным эскизом, показанным в рамках лаборатории, стало «Отрочество» по пьесе все той же Пулинович. Поставил его Юрий Квятковский, хорошо известный местной публике по «Копам в огне» — высокий немногословный визионер в модной кепке, который признался на «разборе полетов», что ему проще работать над спектаклем в отсутствие конкретного текста. Собственно, свое умение разделять фактуру пьесы на множество осколков, а потом освещать их волшебным фонарем, превращая все происходящее в захватывающее, но не всегда осмысленное зрелище, он продемонстрировал сполна. Актеры (а эскиз показывали в фойе на втором этаже театра — то еще пространство!) на протяжении всей постановки играли с куклами-двойниками, катали по коридору символизирующий гроб черный рояль, прятались под столами и прыгали по ним, а вдобавок снимали происходящее на камеру; изображение транслировалось на стены, отчего казалось, что публика очутилась в голове у переевшего пирожных Николеньки, видящего по этой причине слегка болезненные и немного зловещие сны. Главный герой, к слову, был представлен сразу двумя актерами, и, конечно, все, кто читал толстовский оригинал, обязаны согласиться с тем, что это удивительно точный режиссерский ход. Пожалуй, из всех эскизов «вешалки» именно «Отрочество» произвело на меня наиболее благостное впечатление.
Впрочем, критический корпус лаборатории в целом был настроен благодушно (по крайне мере, публично), что позволяет предположить, что афиша ТЮЗа может обогатиться еще несколькими интересными спектаклями; если, конечно, удастся уладить целый ворох технических моментов касательно приглашенных режиссеров. Напомню, что предыдущая «Вешалка» позволила правобережному театру полностью — и качественно — обновить детский репертуар. Пора браться и за поколение постарше.
Евгений Мельников
«Вешалка для классиков», день первый
