Норвежский писатель Кристенсен в современной европейской литературе — величина, во многом благодаря своей могучей, суровой и медитативно мрачной семейной саге «Полубрат» (издавалась и переиздавалась в России в середине нулевых). Интонации «Посредника», обладающего меньшим объемом, но потрясающей смысловой плотностью, уловить куда сложнее: композиционно роман сочинен весьма хитро, а по сути же предлагается искусная психологическая головоломка, разобраться в которой с первого раза непросто.
«Посредник» состоит из двух частей и эпилога-перемычки. Первая посвящена одному короткому лету где-то в норвежской глубинке. Нервический подросток Крис, которого из-за косолапости обзывают Чаплином, томится на даче в обнимку с печатной машинкой; он пытается сочинить стихотворение к высадке американцев на Луну (на дворе 1969 год), мечтает поцеловать соседскую девочку и постоянно ругается с мамой. Попутно у него завязываются товарищеские отношения с местным парнишкой из неблагополучной семьи, после чего события до поры, до времени развиваются в духе легкомысленного романа взросления. Автор, однако, берет острую психологическую ноту: слабоволие героя и его внутренняя неустроенность приводят к тому, что в рядовой ситуации он совершает рядовое, вроде бы, предательство — но с большими последствиями, как сиюминутными, так и для всей его последующей жизни.
Вторая часть — это роман в романе, который якобы принадлежит перу повзрослевшего и все-таки ставшего настоящим писателем Криса: чернейшая, нарочито механистическая драмеди о депрессивном американском городишке с зашкаливающим количеством несчастных случаев на душу населения. Некий Фрэнк Фарелли нанят мэрией на заведомо неблагодарную работу Посредника — человека, который должен извещать родных и близких об очередной произошедшей трагедии. Фарелли перекрашивает свое авто в черный цвет, нацепляет на себя деловой костюм, начинает флиртовать с секретаршей и мучиться чувством вины; бездельничающие горожане, в свою очередь, постепенно привыкают во всех бедах винить человека, приносящего дурные вести. Скелеты вываливаются из шкафов с математической точностью, неумолимость фатума становится почти что гротескной — и когда воздушный шарик автор попросту прокалывает булавкой, неясно, заполнен он был страхом или смехом.
«...Я выбросил старые марки. Изучил новые карты. Внимание привлекли в особенности два города. Один из них не существует. Называются они Кармак и Сульванг. В Кармаке старики говаривали: Коли ты хороший человек, то, когда умрешь, попадешь в Сульванг. В Сульванге говорили так же, только наоборот: Коли ты плохой человек, то, когда умрешь, попадешь в Кармак. И еще маленькое замечание: возле всех городов, какие ты навещаешь или покидаешь, стоит указатель, сообщающий численность населения. Это важно. Нам надо знать, сколько нас. Иначе мы запутаемся. Указатели возле Кармака и Сульванга всегда сообщали одно и то же число. Плохих ли людей, хороших ли — численность оставалась та же. Тут мне необходимо вмешаться. Не мешало бы на обороте таких указателей сообщать, сколько людей во всем остальном мире, когда ты покидаешь Кармак и Сульванг»
Один из ключевых образов романа — «Моби Дик», его Крис так никогда и не смог осилить, всё время спотыкаясь при чтении и возвращаясь к первой странице. Эпилог, который почти авантюрно сводит персонажей вместе, разъясняет нам эту метафору, хотя доля лукавства в этом тоже есть — предельная ясность в описаниях персонажей не означает ясности авторской логики, заниматься побегами на ранние страницы книги читателю приходится не единожды. Замечательнее в «Посреднике» другое: уникальная исповедальность, при помощи которой автор выворачивает души своих героев. Она лишена образности, лаконична, отражает и противоречивость людских характеров, и преемственность тех моделей мышления, что гнездятся в глубоких наших внутренних комплексах.
Вот типичное озлобленное и вместе с тем растерянное высокомерие мальчишки, переживающего «трудный возраст»: он находится в состоянии постоянно рефлексии, подмечает каждый шаг и каждый косой взгляд, но сделанными выводами все равно не пользуется, раз за разом срываясь в необоснованную агрессию или совершая нелепейшие глупости. Вот взрослый мужчина, который эти рефлексии подменяет удобными для себя шаблонами, хотя и сознает их бессмысленность, даже вредность — и поэтому он точно также не способен в нужный момент обнять любимого человека и предпочтет на него накричать, разрешая сиюминутное раздражение. Одну критическую ситуацию он попытается утаить, другую — выставить напоказ, и каждый раз это будет неправильный выбор. В людских умах легко соседствуют как прекрасные, так и отвратительные мысли, но лицемерие не в этом, поясняет автор — нет, оно порождается сплином, ощущением неких «вмятин» в голове, из-за которых мы считаем себя не такими, как другие, но неуклюже, грубо, нахально пытаемся притвориться бесцветными. А не осадив тоскующего нахала в себе, мы обречены когда-то стать теми, кто будет делиться с людьми лишь плохими новостям.
«Иностранка», 2014 — 384 стр. Тираж — 3 000 экз.
