Такой диагноз являлся клеймом для заболевшего человека еще в древние времена. Еще вавилонский кодекс Хаммурапи принимал туберкулез за вескую причину к разводу между супругами. В последующие века больных чахоткой добровольно или принудительно отправляли в лечебницы и санатории — подальше от здоровых (здоровых ли?) людей. Такой страх вполне можно объяснить отсутствием действенного метода лечения: в «доантибиотиковую» эру риск заражения был повсеместен. Этому способствовали плохие условия жизни и труда, ограниченное питание и примитивные представления о лечении инфекционных заболеваний в целом.
Только в середине двадцатого века, когда микробиологи Ваксман и Шац получили стрептомицин, у больных туберкулезом появилась надежда на гарантированное исцеление — до этого они могли рассчитывать лишь на временное угасание процесса. Статистика выживаемости поползла вверх... но убавилась ли заболеваемость?
По данным ВОЗ треть населения планеты инфицирована туберкулезом. Это не значит, что они больны — микобактерии находятся в легких человека в «дремлющем» состоянии. Непосредственно диагноз туберкулеза выставляют только в тех случаях, когда возбудитель как-либо проявляет свое пагубное воздействие. И это не обязательно патология легких — распространены случаи туберкулеза кишечника, кожи, центральной нервной системы и даже половых органов. Так вот, туберкулезом болеют около 9 миллионов человек по всему миру. Смертность от осложнений этой болезни достигает 3 млн в год. Привожу карту распределения новых случаев туберкулеза, выявляемых в различных странах. Россия среди них — далеко не на последнем месте (впереди только страны третьего мира). Если говорить более локально, то в Красноярском крае ситуацию по этому заболеванию вполне оправданно называют эпидемической. Заболеваемость туберкулезом в нашем регионе примерно на треть выше, чем в среднем по России.
Чем так опасен для всех туберкулез и как им не заболетьНесмотря на бурное развитие фармпромышленности, основной проблемой лечения туберкулеза остается недостаточная эффективность антибиотиков, действующих на возбудитель заболевания. Палочка Коха коварна и быстро мутирует, приспосабливаясь выживать даже под воздействием сильных препаратов. Этому способствует и несоблюдение режима лечения, когда пациенты раньше времени самовольно перестают принимать антибиотики, а в последующем заражают окружающих бактериями, которые уже потеряли восприимчивость к большей части арсенала применяемых лекарств.
Повторюсь, однако, что сам факт заболевания туберкулезом зависит не столько от количества и интенсивности контактов с больным человеком, сколько от работы иммунитета. Иначе врачи-фтизиатры наверняка отказались бы от своей профессии — а ведь им ежедневно приходится контактировать с большим количеством туберкулезных больных. Но они не отказываются — и ежедневно бесстрашно осматривают своих пациентов. А еще — очень плотно завтракают и стараются почаще проветривать палаты. Вот и весь секрет неуязвимости.
Нет, я не призываю к тому, чтобы относиться к туберкулезу как к заболеванию неопасному или неизбежному: ничего хорошего в нем нет, и даже современный уровень развития медицины не гарантирует стопроцентного выздоровления. Но и отшатываться от болезненного вида попутчиков в общественном транспорте, а также (если вдруг кому доведется!) от людей с диагностированным туберкулезом — не стоит. В качестве возможной профилактики достаточно просто соблюдать правила личной гигиены, поддерживать иммунитет и — ежегодно проходить флюорографическое обследование. Не для штампа в санкнижке — для себя.
Ну, и в заключение хочу привести вам отрывок из романа Эриха Марии Ремарка «Три товарища». Это произведение некоторое время назад заставило меня саму несколько иначе взглянуть на это заболевание — настолько же красивое, насколько и страшное, по-моему.
По сюжету главный герой отправляется вслед за своей больной возлюбленной в туберкулезный санаторий, чтобы оставаться рядом и вместе с ней разделять все тяготы этого недуга. Действие происходит в 1928 году. До открытия стрептомицина еще 15 лет...
***
Несколько дней спустя я почувствовал покалывание в груди и стал кашлять. Главный врач услышал это, пройдя по коридору, и просунул голову в мою комнату:
— А ну зайдите ко мне в кабинет.
— Да у меня ничего особенного, — сказал я.
— Все равно, — ответил он. — С таким кашлем вы не должны приближаться к мадемуазель Хольман. Сейчас же идите со мной.
У него в кабинете я со своеобразным удовлетворением снимал рубашку.
Здесь здоровье казалось каким-то незаконным преимуществом; сам себя начинал чувствовать чем-то вроде спекулянта или дезертира.
Главный врач посмотрел на меня удивленно.
— Вы, кажется, еще радуетесь? — сказал он, морща лоб.
Потом он меня тщательно выслушал. Я разглядывал какие-то блестящие штуки на стенах и дышал глубоко и медленно, быстро и коротко, вдыхал и выдыхал, — все, как он велел. При этом я опять чувствовал покалыванье и был доволен. Хоть в чем-нибудь я теперь мог состязаться с Пат.
— Вы простужены, — сказал главный врач. — Ложитесь на денек, на два в постель или, по крайней мере, не выходите из комнаты. К мадемуазель Хольман вы не должны подходить. Это не ради вас, а ради нее.
— А через дверь можно мне с ней разговаривать? — спросил я. — Или с балкона?
— С балкона можно, но не дольше нескольких минут. Да пожалуй, можно и через дверь, если вы будете тщательно полоскать горло. Кроме простуды, у вас еще катар курильщика.
— А как легкие? — У меня была робкая надежда, что в них окажется хоть что-нибудь не в порядке. Тогда бы я себя лучше чувствовал рядом с Пат.
— Из каждого вашего легкого можно сделать три, — заявил главный врач. — Вы самый здоровый человек, которого я видел в последнее время. У вас только довольно уплотненная печень. Вероятно, много пьете.
Он прописал мне что-то, и я ушел к себе.
— Робби, — спросила Пат из своей комнаты. — Что он сказал?
— Некоторое время мне нельзя к тебе заходить, — ответил я через дверь. — Строжайший запрет. Опасность заражения.
— Вот видишь, — сказала она испуганно. — Я ведь все время говорила, чтоб ты не делал этого.
— Опасно для тебя, Пат, не для меня.
— Не болтай чепухи, — сказала она. — Скажи, что с тобой?
— Это именно так. Сестра! — Я подозвал сестру, которая принесла мне лекарство. — Скажите мадемуазель Хольман, у кого из нас болезнь более заразная.
— У господина Локампа, — сказала сестра. — Ему нельзя заходить к вам, чтобы он вас не заразил.
Пат недоверчиво глядела то на сестру, то на меня. Я показал ей через дверь лекарство. Она сообразила, что это правда, и рассмеялась. Она смеялась до слез и закашлялась так мучительно, что сестра бросилась к ней, чтобы поддержать.
— Господи, — шептала она, — милый, ведь это смешно. Ты выглядишь таким гордым.
Весь вечер она была весела. Разумеется, я не покидал ее. Напялив теплое пальто и укутав шею шарфом, я сидел до полуночи на балконе, — в одной руке сигара, в другой — бокал, в ногах — бутылка коньяка. Я рассказывал ей истории из моей жизни, и меня то и дело прерывал и вдохновлял ее тихий щебечущий смех; я сочинял сколько мог, лишь бы вызвать хоть мимолетную улыбку на ее лице. Радовался своему лающему кашлю, выпил всю бутылку и наутро был здоров.
***
Ольга Дарсавелидзе
