Цыплят считают по осени, а результаты объявленной «борьбы с коррупцией» президент России посчитал по весне. В частности, после того как чиновники обнародовали имущество и доходы (и соответствующие цифры не просто легли в налоговую, но были еще перепечатаны в СМИ).
Стратегические советы
Дмитрий Медведев начал с признания грустного, но честного: «Мы этим достаточно давно начали заниматься, и не могу сказать, что достигли больших успехов». Далее перешел к проблеме как таковой: «На мой взгляд, основная проблема сейчас заключается не в отсутствии нормативных актов о контроле, а в их неукоснительном исполнении. Потому что когда бюрократии предлагается контролировать саму себя — это, конечно, не вызывает удовольствия, я понимаю. Но нужно сделать так, чтобы эти процедуры все равно соблюдались, несмотря на то, что никому не нравится себя контролировать, никому не нравится загонять себя в жесткие рамки».
Здесь язык политический незаметно меняется к концу на пиаровский. Политика, как известно, есть искусство возможного. С обозначением, что возможно, а что нет. И объяснением, почему оно так. Сказано было главное: в «борьбе с коррупцией» в РФ, по сути, нет субъекта. Известно, что делать, но нет того, кто бы делать стал. Ну, это действительно странно: самому себя штрафовать, сечь и сажать. Все равно что борьбу с наркоманией поручить ассоциации потребителей героина, а еще лучше союзу поставщиков.
Совершенно неважно, что в бумагах, — все они проходят по ведомству агитации, пока субъект не появится. Дальше, видимо, стоило вести разговор о том, как создать такой субъект. Почему вчера его не было, и сегодня нет, а завтра появится. Почему? И откуда? Это будут какие-то «новые чиновники»? Или это должен быть другой класс, другая страта? Если чиновники, то почему они пойдут против совокупного корпоративного интереса? Если это не чиновники, то кто тогда? Это было бы политическим языком, с которого президент и начал. Но вот дальнейшее «нужно сделать так» и т.д. — это уже подмена модальности. Это переход от «действительного» в «должное», причем не проектное, а… как в анекдоте про филина и мышей.
Надеюсь, никто не оскорбится, если анекдот привести. Мыши прибегают к филину: «Ты у нас в лесу самый мудрый, ты подскажи — вот мы маленькие, серенькие, все нас обижают, как нам быть?». Филин думал- думал и говорит: «Вам надо стать ежиками, вас никто не тронет». Мыши радостные бегут домой, вдруг мышь тормозит: «Слушайте, а как мы станем ежиками?». Пошли к филину обратно: как ежиками-то стать? «Я консультирую только по стратегии, а вы ко мне уже с тактикой лезете».
Чиновникам предложено подвергнуться трансформации, но не сказано, зачем и за счет чего. Сугубая «стратегия». Остается предположить, что мыши, скорее всего, продолжат оставаться мышами, а ежиков будут рисовать в наглядной агитации.
Нет, некоторые позитивы отмечены. Вернемся к словам президента: «Очень неплохо, что все высшие должностные лица не просто написали в налоговую инспекцию, например, о том, какие у них доходы, а предъявили это народу. Создается цепь событий, которая должна составить историю человека. Вопрос в другом: насколько это прозрачно?».
Весь позитив перебивается вот этим вот «насколько это прозрачно?». Можно ведь смотреть в большую отчетную книгу и видеть там нарисованную от души фигу. Что есть гарантия честности? Кто-то будет проверять правящий слой?
Опорный класс
Вот апрельский петербургский казус. Вот, значит, председатель комитета экономического развития, промышленной политики и торговли мэрии Сергей Бодрунов. Согласно обнародованным данным, доходы Сергея Бодрунова за 2008 год составили 5,25 млн рублей. Также он владеет квартирой в Москве (57,1 кв. м), и восемью — в Санкт-Петербурге (65,5 кв. м, 35,4 кв. м, 135,6 кв. м, 65,5 кв. м, 132,4 кв. м, 135,1 кв. м, 157,4 кв. м, 195,5 кв. м). У него также есть два загородных дома в Московской области (площадью 515,5 кв. м и 518,70 кв. м) и земельный участок в Московской области, площадью 3600 кв. м. На счетах в банках — 81,44 млн рублей.
Что это значит? А это значит очень простое — перед нами тот самый спекулянт-перекупщик, о котором все говорят, но которого никто не знает по имени. Крутящий то ли бюджетные деньги, то ли дешевый кредит — и толкающий вверх и без того запредельные цены на метр. Вот наконец-то узнали по имени. Классический образец. Кстати, по неофициальным данным столичных риелторов, 70% продаж элитного жилья — это доля чиновников. Десять лет назад было только 30%. Это к вопросу о том, как численно можно выразить успехи в борьбе с коррупцией.
Возвращаясь к Бодрунову: в телестудии он обозвал телезрителей «быдлом». Его спросили о безработных, он осерчал, молвив «да не сдохнут они» и добавив про излишне нескромное в своих запросах «быдло». Так вот, сей чиновник — приговоренная жертва в любом почти государстве. Таких кидают с балкона толпе на пики. Показывая народофилию высшей власти и делом отвечая на излишние вопросы. Чиновник-спекулянт с темными начальными бабками + хам = идеальная потенциальная жертва.
Возможно, его увольняют в момент написания этих строк. Почему-то не верится. Такое делают сразу, назавтра же.
Общий вопрос, почему назавтра не кинули. Есть класс, воспринимающий пресловутую коррупцию как сословную привилегию. Есть правящая команда, которая, возможно, предпочла бы иметь и какой-то иной опорный класс. Но имеет то, что имеет. Что мешает зачистить?
Технически это возможно (можно описать несколько вариантов). Но, зачистив класс, команда рисковала бы оказаться в новом пространстве, практически безвоздушном. Можно устроить чиновникам и «1937 год», и «культурную революцию», и много чего иного — но на кого тогда опираться? И что это будет за страна и общественный строй? Это ведь практически смена строя. Да если бы и был риск на это пойти — все равно непонятно: чиновничество на сегодня самый сплоченный, самый могучий класс — кем его заменить-то? А на безрыбье, как говорится, можно и рака ставить начальником департамента. С коррупцией как необходимостью — тем, что попросту нельзя обойти, хотя оно и мешается.
Александр Силаев, «Вечерний Красноярск»
