Вот тут некоторые бухгалтеры говорят, что прожитое человеком нужно отмерять не годами, а моментами «полной жизни» (сокращенно - ПЖ).
Наряду с банальными первыми поцелуями, экзаменами, похмельями и мелкими кражами в магазине, в тележке с ярлычком «ПЖ» мы имеем следующий продуктовый набор: изнасилование женщины-ветеринара тремя пьяными фермерами; испорченная диким кабаном папина машина за пятнадцать тысяч миллионов; непреднамеренное убийство 9 человек; сбывшаяся мечта, сбывшаяся мечта, сбывшаяся мечта, сбывшаяся мечта.
Все это, а также многое волшебное другое, вы найдете в книге француженки Анны Гавальды с сэлинджеровским названием «Мне бы хотелось, чтоб меня кто-нибудь где-нибудь ждал...»
Каждая из ее 12 новелл – документ киноформата, зарисовка, повествующая о людях в тот редкий момент, когда они просыпаются и испытывают эмоции, чувствуют, переживают, шлепают ладошками по сизой глади житейского моря.
Полощется на ветру беременная мертвым ребенком женщина на свадьбе ничего не подозревающей сестры.
Немеет затылком золушка на свидании с принцем, променявшим туфлю на звонок по мобильнику.
Хрустит ледяшками рок-идол, увидев результат работы сопровождающей турне девушки-фотографа, – пятьсот фотографий своих собственных рук
А вот – мое любимое, чудесная сказка на ночь, зеленая микстура от надрывного кашля, – вот распугивает стаю бабочек пришедший в увольнительную солдат (привожу спойлер-конспект, ведь будет несправедливо, если вы это не прочитаете):
— Ты правда меня не помнишь?
— Неправда.
— Значит, помнишь?
— Да.
— Что именно?
— Помню, что тебе исполнилось тогда десять лет, что твой рост был 1 метр 29 сантиметров, что ты весила 26 кило, что годом раньше у тебя была свинка — тебя осматривал врач. Я помню, что ты жила в Шуази ле Руа и поездка к тебе на поезде обошлась бы мне в 42 франка. Я помню, что твою мать звали Катрин, а отца — Жак. Я помню, что у тебя была морская черепашка по имени Канди, а у твоей лучшей подруги – морская свинка Энтони. Я помню, что у тебя был зеленый, с белыми звездами, купальник и сшитый мамой халатик с твоими инициалами. Я помню, как ты плакала однажды утром, не получив с почтой письма. Я помню, что в последний вечер ты приклеила блестки на щеки и вы с Ребеккой исполняли номер под музыку «Grease».
...Мари посмотрела на меня. А я подумал — останься она ростом в метр двадцать девять и весом в двадцать шесть кило, я бы спрятал ее себе за пазуху и повсюду таскал бы с собой.
...Я курил, лежа в темноте, освещаемой лишь огоньком горящей сигареты. Потом услышал какой то шум. Вернее, шорох, словно кто-то зашуршал бумагой. Сначала я решил было, что это возится одна из собак. Я позвал:
— Бозо?… Микмак?…
Ни ответа, ни привета, но звук усилился, причем к шороху добавился странный призвук — как будто скотч отклеивают.
Я сел, протянул руку, чтобы зажечь лампу.
Я брежу. Мари — голая — стоит посреди комнаты, прикрывая тело бумажками подарочных упаковок. На левой груди у нее — голубой листок, на правой — серебряный, на руках — нарядная веревочка. Крафтовая бумага, в которую мама завернула мотоциклетный шлем — подарок мне на день рождения, служит Мари набедренной повязкой.
Она идет по комнате, ступая по обрывкам подарочных упаковок, мимо полных пепельниц и грязных стаканов.
— Что ты делаешь?
— А что, непонятно?
— Ну… вообще-то не очень…
— Ты разве не сказал, что хочешь получить подарок ко дню рождения?
Гавальда пишет так, как писала бы моя бабушка, будь она на 40 лет моложе, на два грамма остроумнее и француженкой.
Она берет читательское сердце мягонькой ладошкой, сжимает его и, наклоняясь близко-близко, шепчет: «тук-тук, тук-тук». И в ответ, даже самое ленивое и пенопластовое сердце, обязательно скажет ей: «тук!».
Анна Андерсен
• ул. Телевизорная, 1. Торговый квартал на Свободном. тел.
