"...- Я склоняюсь к мысли, что неважно, скольких людей я убиваю, - этого все равно мало". "Колыбельная", Чак Паланик. |
«...Когда послушаешь Устрицу, стакан молока – это уже не просто стакан молока, чтобы запивать шоколадные печенюшки. Коров специально накачивают гормонами и держат их в состоянии перманентной беременности. Это неизбежные телята, которые живут всего несколько месяцев, втиснутые в тесные стойла. Свиная отбивная означает, что свинья бьется в агонии и истекает кровью, подвешенная за ногу к потолку, пока её заживо режут на отбивные, шейку и карбонат. Даже яйцо вкрутую – это несчастная курица, с искалеченными ногами, потому что она постоянно сидит в инкубаторе – в клетке четыре на четыре дюйма, такой узкой, что она даже не может расправить крылья. От такой жизни она сходит с ума, но ей заранее отрезали клюв, чтобы она не заклевала других наседок в соседних клетках. Её перья вытерлись о прутья, клюв у неё отрезан, она кладет яйцо за яйцом, пока её кости не начинают ломаться от недостатка кальция...».
Чак Паланик, подаривший миру «Бойцовский клуб», а меня до умопомрачения влюбивший в Бреда Питта, разродился новым мизантропическим манифестом. Записки бодрящей ненависти под названием «Колыбельная» опубликованы в США в сентябре 2002-го и до сих пор держатся в списке бестселлеров The New York Times. Славная, чудная, милая книжка, полная фразочек подобных той, что я вынесла в эпиграф. Рассказывается в книге о том, что... честно говоря, о чем там только не рассказывается, мой девичий мозг и за половиной не уследил. Но если выделить генеральную линию, то можно сказать так. Некий журналист Карл Стрейтер получает задание написать серию материалов о СВСМ – синдроме внезапной смерти младенцев. В процессе журналистского расследования Карл обнаруживает странную закономерность – всем несчастным младенцам родители перед сном читали книгу «Стихи и потешки со всего света», и после того детишки уже не просыпались. Журналист продолжает расследование, и выясняет, что африканская «баюльная песня» со страницы 27 из злополучной книжки имеет магическую силу. Страшную магическую силу – убивать, и пользоваться ею может любой, у кого есть эта книга. Она была издана в количестве пятисот экземпляров; больше половины уже уничтожено. Чтобы спасти мир от вымирания, журналисту и его странным попутчикам осталось найти и уничтожить оставшиеся экземпляры. Это такой очень-очень приблизительный пересказ.
Если вы не читали Паланика, а только видели «Бойцовский клуб», то и этого достаточно, чтобы узнать этот стиль: ходячая энциклопедия зрелых сурков со склонностью к афористическим высказываниям в сочетании с плохо скрываемой неприязнью – если не сказать ненавистью – к американскому обществу в частности, и человечеству вообще. К человечеству, которое разучилось думать, к людям, которые доверили свою жизнь телевидению, рекламе, газетам, интернету и теперь боятся тишины, боятся оглохнуть от пустоты в собственных головах.
В итоге получилась занимательная сказка для латентных радикалов, мечтающих стать радикалами воинствующими. Чтобы избавиться от кого-то, не надо ни оружия, ни времени, ни усилий, ни даже смелости. Просто выучи стишок и вспоминай по необходимости. Мысленный посыл «Чтоб ты сдох», работающий мгновенно и на любые расстояния. Начальник достал? – «Чтоб ты сдох!» Не нравится громкая музыка у соседа наверху? – «Что б ты сдох!» Раздражает актер в радиопостановке? – «Что б ты сдох!» (У Паланика определенно пунктик на вещах, связанных со смертью. Его можно понять, в семье писателя кое-что было на эту тему: когда-то дед Чака убил бабку и застрелился сам, потом, через годы, серийный убийца застрелил отца Паланика.)
В общем, идея у книжки веселая, слов нет, но сам текст производит впечатление кусочечности, повествованию не хватает целостности, связанности; подозреваю, что раздерганная на цитаты и афоризмы «Колыбельная» впечатляет больше. А вот сценарий из этого выйдет отличный, точнее, уже вышел. По-моему, здесь даже и переделывать ничего не надо - бери и снимай. Будет ещё одно культовое кино. (Только Бреда Питта не забудьте! – хотя на роль Карла Стрейтера, честно говоря, больше подходит Нортон.)
Елизавета Калитина