«Живой»

С формулировками вроде «народное кино» совесть подсказывает обращаться с максимальной осторожностью. А то известно, как оно бывает в случае с фразами, значение которых каждым интерпретируется сугубо личным, единственно возможным образом. Но иногда всё та же совесть требует взять и отрезать – что вот этот фильм, мол, самый народный и есть, и никаких гвоздей. Как в случае с фильмом «Живой». Это действительно довольно удивительная картина. В ней режиссер Велединский легко прошёл между плачем и хохотом, надрывом и честностью, солдатской байкой и метафизикой – и вышел, в конце концов, с фильмом поистине народным и очень, простите за каламбур, живым.

При всей своей амбициозности «Живой» берёт за душу, прежде всего, своей нарочитой простотой. В истории о молодом парне, вернувшемся из Чечни без ноги, но с призраками товарищей, погибших, вытаскивая его с поля боя, за плечами, Велединский выдерживает очень точную интонацию. Ни разу за фильм он не скатывается в откровенный пафос, даже в таких, казалось бы, благодатных для этого сценах, где главный герой, сидя ночью на площади, во всё горло орёт «Бооооог!», обращаясь к ночному небу, а в ответ к нему приезжает молодой священник на подержанной «шестёрке», чтобы отвезти на могилы павших в бою друзей. Разве что чуток сбоит эпизод с участием группы «Сплин» в клубе «Точка», в котором музыкантов также приравнивают к тем чистым душам, что могут видеть призраков. Включение в этот список маленькой дочки однополчанина и не успевшего протрезветь пьянчужки, выпрашивающего денег на опохмелку, ещё можно понять, но вот с духовной чистотой участников группы «Сплин» всё же можно поспорить.

Впрочем, это придирки по мелочи – да и потом, финальный выверт сюжета (не столько неожиданный, сколько совершенно закономерный) ставит всё на свои места, в том числе и некоторое обожествление музыкантов, чья песня строить и жить помогает. «Гражданская оборона», «Кино» - в саундтреке «Живого» звучат только те артисты, что действительно играли важную роль в становлении того поколения, что было покорёжено Чечней. Чьи песни давно уже больше, чем просто песни.

Замахнувшись на столь масштабную тему, как война в Чечне и её последствия, Велединский работает с ней очень камерно, скромно, избегая широких жестов и обобщений. Общая картинка в его фильме вырастает из разрозненных деталей, из случайно обронённых фраз – она есть, но её никто не торопится пихать зрителю прямо под нос. Название фильма оборачивается в фильме горькой иронией – живой-то он живой, да только нужен он в первую очередь мёртвым, да и ему самому, кажется, интереснее с ними, чем с другими живыми вокруг.

Очень точно обрисован круг возможностей, ожидающих по возвращению такого «ветерана» вроде нашего героя. Либо в охранники, где всё время пьют («Хотя, с другой стороны, а что им ещё делать?»), либо к братве, либо, как его взводный, осесть дома с молодой женой и дочкой и трястись над каждым их шагом, в перерывах ухаживая за цветочками. Действительно, при таких раскладах лучше уж назад к друзьям, обреченно-веселым призракам, отточенно сыгранным Владимиром Епифанцевым и Максимом Лагашкиным. Одна из главных заслуг фильма – то, как вписана якобы мистика с призраками в обыденность и как продумана в мелочах, вроде того, как призраки могут только нюхать водку, но не выпить с ними при этом никак нельзя. Впрочем, ладно, чего лукавить зря – в «Живом» хорошо практически всё. Это действительно сильный, неоднозначный, проникновенный фильм, очень сильный шаг вперёд для всего отечественного кино. Если бы только побольше наших режиссёров отваживалось на такое.

Серж Кочерыжкин