Русские походы в тонкий мир, Юрий Мамлеев

«Русские походы в тонкий мир» в каком-то смысле переплюнули Гоголя, говорит о своем произведении сам Мамлеев. В двухсоставной (повесть и эссе) книге, он вроде как сделал то, что намеревался написать Гоголь во втором томе «Мертвых душ». А именно — воссоздал образ идеальной России, очищенной от скверны и вековых дрязг.

Герой повести — Арсений Русанов — аспирант философского факультета, любит выпить и дюже радеет за Россию, в метафизическом, разумеется, смысле. Он большой почитатель Достоевского, Платонова и французского традиционалиста Рене Генона. Однажды Русанов попадает в параллельный мир, где центром мироздания является Россия (Расея на тамошнем диалекте). Никаких войн, социальной или политической напряженности нет. Русский народ занят осмыслением своей высшей, божественно-русской сущности. Арсений быстро там обживается. Путешествует по разным губерниям (каждая символизирует одну из черт русской души), ведет философские беседы со своими новыми приятелями, изучает их преисполненный мудрости уклад. И все это с целью познать «русскую глубину».

Вообще, нравоучительность и душеспасительность далеко не вчера основательно пустили корни в русской литературе. И вменяемость очередного литературного мессии всегда была сложным вопросом. С конца шестидесятых, сначала в глубоком подполье, Мамлеев создавал свой жутковатый мир с паноптикумом персонажей, алчущих бездны, запредельного и иного. Его фамилия превратилась в нарицательное «мамлеевщина», а сам он стал своеобразным культом — для ценителей.

Наверное, именно ценителям и будет интересен предложенный поход. Посмотреть, как мастер духовной изнанки превращается в учителя-почвенника с евразийскими замашками. Остальные же вряд ли это оценят — потому что превращение нельзя назвать удачным. Выправка у Мамлеева не та. Да и образы, мягко говоря, не гоголевского уровня.

Мамлеев призывает разглядеть «бездну русской души» на дне самовара, запить откровение квасом (в романе его больше сотни сортов) и возвышенно заплакать, глядя на окружающий пейзаж. Который непременно или терема «в старинном российском духе», или купола православных церквей, или — ну вы поняли — березки. Доходит и вовсе до смешного:

«- Какая тоска! Правда, Света? Я давно такой тоски не испытывал… Хорошо-то как! Даже остановиться охота
…
 — …Ладно, тоской можно насладиться и при быстрой езде…
 — У тебя-то тоска появилась?
 — А как же».
Или вот еще: «Мы прежде всего русские, а потом уже люди».

Причем иронии тут нет и в помине. На полном серьезе вместо сакральных откровений о русской душе Мамлеев подсовывает какой-то лубочный «рашн соул» с матрешечно-арбатовским душком.

Вторая часть книги — эссе «Метафизический образ России», где разбирая русскую поэзию, Мамлеев ищет образ Родины, который сложился «на уровне интуитивного, мистического прозрения». Для этого он субъективно трактует Лермонтова, Тютчева, Блока, Есенина и Волошина. И у каждого он находит любовь к родине, носящую «безусловный характер, не связанный ни с какими рациональными предпосылками». В принципе, это эссе про то же, что и сама повесть. Поменялся только жанр — сам же голос и интонация остались прежними.

Доведенный до абсурда идеализм и смущающая прямота Мамлеева совсем не гоголевского извода. На ум приходит другой, закавыченный «классик», по чьему-то злому умыслу тоже осевший в школьной программе — Чернышевский.

Совершено плоские персонажи, нужные Мамлееву только как рупор для собственных измышлений. Бесконечные неубедительные рассуждения. Тот же незримо присутствующий вопрос «Что делать?» — только не про социальную справедливость, а про духовное предназначение. Увы: ответ на него у Мамлеева столь же неубедителен, что и у Чернышевского. «Русские походы в тонкий мир» — это не переписанный за Гоголя второй том «Мертвых душ». Скорее это затянувшийся сон Веры Павловны. Остается надеяться, что не летаргический.