Новый (для нашей страны, а не для мировой публики) роман американского мэтра контркультуры «Tell-All» рекомендуется изначально воспринимать как пародию на олитературенный киносценарий, который сунули под нос адепту телевизионного ящика. В противном случае не избежать эпитетов вроде «нудный», «скучный», «предсказуемый», а также горестных вздохов по «старому доброму Паланику», который, похоже, почил в бозе и передал права на свое имя какому-то не особо талантливому подражателю.
«Кто всё расскажет» - это произведение, стилизованное под текст пьесы для бродвейского мюзикла, с непременным лоском, стразами, мишурой и режиссерскими указаниями на то, где и когда нужно брать крупный план. Наставница стареющей голливудской знаменитости, этакой Джуди Гарленд и Лайзы Минелли в одном флаконе, рассказывает историю её звездного успеха, который по кирпичикам был выстроен и выстрадан самой повествовательницей. Эта женщина, будучи гениальной, но непривлекательной актрисой, нашла для своего таланта изящный пустой сосуд по имени Кэтрин Кентон, вознесла на пьедестал и теперь охраняет от дурной славы, посредственных ролей и невзрачных любовников. Одна из таких «особей мужского пола» уже неделю засыпает её протеже цветами; это охотник за мемуарами, человек, который уже давно написал биографию Кентон и теперь намерен завершить свой труд эффектной сценой смерти «звезды». Хороша завязка? Что? говорите, недостаточно остро и, простите, даже пошло?
Идея о том, что за каждым монархом стоит свой серый кардинал, и что бросить марионетку в топку может только мастер-кукольник, действительно чересчур слаба для хорошей книги - зато отлично сгодится для фильма. Паланик написал кинороман, и это в данном случае не указание на форму, а диагноз для содержания. Это очевидная насмешка, переведенная в буквы: лишенный настоящей остроты сюжет, для приличия отороченный стилистическими кульбитами и примочками эпатирующей лексики, надуманные персонажи, мнимые интриги – то самое, что составляет фактически весь репертуар коммерческого кинематографа. Люди у него даже говорят и думают бессвязно, рассыпая имена каких-то давно умерших личностей да иностранные цитаты (здесь излюбленный автором прием мнимой энциклопедичности как нельзя более уместен). Имитируя популярное кино, Паланик обыгрывает несколько наиболее узнаваемых литературных сюжетов, вроде мифа о Пигмалионе и Галатее или портрете Дориана Грея; для этого же он решает все коллизии при помощи штампов – так, отравленные конфеты случайно съедает другой человек, а настоящий убийца – дворецкий.
«Настоящий» Паланик при этом никуда не делся – он в сцене с усыновлением младенцев, которых актриса выбирает исходя из того, гармонирует ли кожа ребенка с цветом обоев в спальне или оттенком тонального крема; он в сатирических зарисовках кумиров нации, чья героическая биография насквозь фальшива, и которых все искренне ненавидят. Он как будто показывает фигу (а скорее средний палец) тем читателям, которые всерьез начинают размышлять о дилемме творца и его создания, о фальши голливудской жизни или о каком-нибудь парадоксе палача и жертвы. Его роман – такая обманка, провокация, атомная бомба, которая не только «покрыта слоем искусственных бриллиантов, дабы прибавить блеска союзнической победе», но и вообще лишена детонатора.
Правда, есть один минус – мы привыкли к тому, что провокации от Паланика читать как минимум не скучно.
