Расскажи о своей жизни до вынужденного отъезда?
Я родился в Красноярске, до 21 года там и жил. Учился в педагогическом университете. Жизнь в России мне не нравилась — но я даже не думал, что придётся бежать в Швецию.
Моя семья изначально была оппозиционно настроенной, поэтому я, наверное, что-то перехватил. Когда Крым присоединили к России, в школе начали проводиться классные часы, где нам рассказывали, что это — воссоединение единой нации. Я единственный из всего класса не согласился с этим. Мой классный руководитель пошла к завучу, а завуч решил, что я призываю к сепаратизму. На следующий день ко мне домой пришёл инспектор по делам несовершеннолетних и сказал, что школа обратилась к ним из-за моих высказываний.
На меня хотели завести уголовное дело — как показательное. Высказывался я разве что в школе и в интернете (в комментариях, в постах, сохранёнках, и то это были по большей части приколы). Конечно, мои соцсети тщательно мониторили.
Не знаю, почему руководство школы решило, что можно так испортить жизнь своему ученику. Дело не завели, потому что раз в неделю я ходил в детскую комнату полиции. После школы у меня был выбор — либо иду учиться в университет и получаю уголовку, либо в армию — и не получаю ее. Я выбрал армию и прослужил там месяца 4, пока они не решили, что я не патриот, подняв мои личные дела. Положили в госпиталь и отдали билет, потом сказали: «Собирайся — едем в дурку».
Я сказал психиатру, что меня положили «из-за Крыма». Это и в эпикризе написано, этот же документ я прикладывал, когда просил убежища в Швеции. Психиатр понимала, что если диагноз не поставит — будут санкции.
В Швеции этот диагноз в дальнейшем признали политически мотивированным, но в России я даже судился из-за него, потому что хотел работать в полиции, или в МЧС, или нести воинскую службу. Я хотел быть человеком, помогающим в сложных ситуациях, хотел заниматься криминалистикой.
А когда ты точно решил бежать из России?
В 2018 году были выборы, я вел политическую деятельность в штабе Навального, выходил на митинги — и меня даже задержали как-то раз. Меня и зелёнкой обливали, и лицо разбивали, и машину мне сожгли.
Однажды я шел по улице, за спиной окликнули — «Миха!» — прямо по имени, я обернулся — и бух мне зелёнкой в лицо. Пошёл в полицию, написал заявление, у меня его приняли, но отказали в возбуждении дела. Прокуратура тоже решила, что нет оснований.
Мне и сообщения с угрозами писались с разных телефонов, и машину мою подожгли. А избивали меня дважды — сначала в Красноярске, потом нашли в Воронеже, когда я сбежал туда. И везде сначала злополучное «Миха!» — а потом бум! В общем, в том же 2018-м я понял, что обратного пути нет, еще две недели посидел дома, а потом взял билет до Швеции.
Когда люди сталкиваются с таким, они либо ломаются, их запугивают, закрывают им рты, а они просто кивают головой, — либо их убирают от общества той же самой дуркой, как в Советском союзе с карательной психиатрией.
В Швецию я решился уехать совершенно случайно — моей единственной визой была шведская виза, потому что хотел поехать туда на новогодние праздники. До этого я объездил множество стран Европейского союза, решил — надо съездить в Скандинавию, а тут меня начали щемить.
Можно попросить убежища прямо на границе, когда её проходишь, можно пройти границу, сказав, что ты турист, а спустя некоторое время пойти в полицию (если это небольшой населённый пункт) — или в миграционку. Говоришь, что просишь убежища, они дают талончик — и ты сидишь. Ждёшь, когда тебя пригласят на первое интервью. Там тебя спрашивают — кто ты, откуда ты приехал, — и просят назвать причину, почему ты просишь убежища, пока без доказательств. В первую очередь ты сдаёшь отпечатки пальцев и родной паспорт.
Как жилось в лагере для беженцев?
В миграционной службе работают хорошие психологи, они давят туда, куда нужно, и если у человека отсутствует документальное подтверждение каждому его слову, то ему не дадут убежища.
Я жил в лагере для беженцев, и из всех, кто там был, я единственный получил документы, потому что у других не было определенных доказательств их слов. Они говорят: «Меня преследует Путин». А ты докажи, что тебя он преследует!
В основном, люди приезжают в поисках хорошей жизни, и я бы не сказал, что какому-то из этих людей стоило бы верить. Второе интервью у меня длилось 5 часов.
Я приехал с огромным пакетом документов, по тому как меня щемили, я просил помощи — и мне её не предоставляли. Со мной жили ребята из Сирии, Афганистана, Украины, Белорусии, России. Русских было немного. Я смотрел статистику: за 2019 год всего 450 русских попросили убежища, и только 60 из них дали. Кто-то не предоставляет свой паспорт, говорит, что он Абдулай из Сирии, а оказывается, что Иван из Белорусии.
В лагере всего было человек 200, жили в общежитии, в комнате по 2 человека. Я жил с турком, говорили по-русски, потому что у него был большой опыт общения с русскими туристками. Это был тот самый турок, который регистрировался Вконтакте и начинал писать женщинам — а его все посылали, и тогда он решил выучить русский язык, чтобы понять, почему с ним так обходятся. Он, по-моему, был противник Эрдогана, и когда у них была революция, его власти прижучили. Но он так и не получил убежища, теперь нелегально живет в Швеции.
Пока ты просишь убежища, можешь искать работу, но не все тебя возьмут, очень тяжело получить налоговый номер, по которому ты будешь работать. Чтобы его получить, нужно иметь контракт, а чтобы иметь контракт — нужно иметь этот номер. В таком замкнутом круге ты и крутишься.
Если ты живешь не в лагере для беженцев, то получаешь 200 евро в месяц, если в лагере — 80 евро, но в лагере тебя кормят. Я первое время снимал комнату сам, у бабушки, но у меня были сбережения.
Если ты не получил убежища, то подаешь апелляцию, если убежища все равно не дают — ты подаешь в миграционный суд. Он выносит решение. Если ты не получаешь убежища, тебя депортируют обратно. Мне иногда сны снятся, что я в Россию возвращаюсь — и просыпаюсь в поту.
Расскажи о первых впечатлениях от Швеции?
Я помню первый день, когда только приехал в Швецию, сел в автобус из аэропорта до центра города. Было страшно, потому что неизвестно, что с тобой станет. Я помню, как я ехал в этом автобусе и думал — «это мой новый дом».
Помню также день, когда получил письмо от своего адвоката, что я получил вид на жительство как беженец — и я как дурак ходил еще 3 дня, улыбаясь бесконечно. На меня можно было посмотреть и у виска покрутить — ну, дурачок какой-то. Я радовался, что ужас позади, что прошёл ту точку невозврата и уже не смогу вернуться, меня не отправят обратно. Могу делать всё, что хочу. Многие люди по 1-2-5 лет ждут, а у меня всё быстро прошло.
Я буду подавать на шведское гражданство через 2,5 года. Мне нужно прожить 4 года, чтобы получить шведский паспорт, хотя у меня все те же права есть и сейчас, только не могу голосовать на выборах.
У меня забрали русский паспорт, но в Швеции дали выездной документ беженца — тревел-документ, аналог шведского паспорта. У меня там стоит пометка, что мне запрещено ездить в Россию. Я живу тут уже год и 10 месяцев и никогда не смогу вернуться на родину. Никак. Теоретически, могу только через лес в Белоруссии, не проходя государственную границу.
В России у меня остались отец и сестра, созваниваемся. Друзья тоже никуда не делись — и не денутся, в игры играем вместе периодически. Можем созвониться, что-то обсудить. Больше у меня советов спрашивают, потому что по моей жизни можно писать детективы. Друзья планировали приехать летом, потому что в Стокгольме должен был пройти чемпионат по DOTA (компьютерная игра), но по понятным причинам всё отменилось.
Чем ты сейчас занимаешься в Швеции?
Сейчас учусь на языковых курсах, они называются «шведский как второй язык», это что-то типа колледжа в России. Живу на пособие, которое составляет 1100 евро, в пересчёте — 11500 тысяч шведских крон или около 100 тыс. рублей. Мне на всё хватает, могу купить новый телефон, наушники, одеться. Мне предоставили жильё на 2 года, но я снимаю его у муниципалитета, плачу за него определённую часть из пособия.
Я не должен отдать долг Швеции за свою адаптацию. Могу и не учиться, это исключительно моя прерогатива. Могу всё бросить и пойти работать, куда хочу, вернее, куда возьмут. Хотя без языка, максимум, куда ты можешь пойти — на стройку к русским или полякам, ну, или мыть посуду.
Я не чувствую себя чужим здесь, чувствую себя своим. Я в Швеции чувствую себя как дома, в России себя так не чувствовал. Здесь совсем другой уровень жизни. Хоть я и на пособии, но финансово стабилен, а когда пойду работать — буду чувствовать себя ещё лучше. У меня есть уверенность в будущем, мне не подбросят наркотики, меня не посадят за сказанное слово. В Швеции нет необходимости подбрасывать людям наркотики и сажать за репосты.
Ты можешь выйти к Рейхстагу (зданию парламента), крикнуть: «Король Швеции — ***!», и они такие «А, ну, может быть». В России с пустым плакатом на Красную площадь вышел — тебя задержали.
В общем, я чувствую себя здесь свободным человеком. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на Россию.
Чем шведы отличаются от русских?
В Швеции все друг другу доверяют. Если ты скажешь, что сзади тебя идёт человек с миллионом евро, и он хочет им поделиться, — швед обязательно обернется, поверив всему, что ты скажешь. Даже если ты скажешь, что земля плоская, он такой: «Хм, наверное, такое может быть...».
Шведы, в отличие от русских, не ожидают нигде подвоха. Хотя они и очень закрытые, не как мы. Они не стремятся иметь слишком большой круг друзей, у них есть один-два друга — и им этого на всю жизнь хватает.
Шведы очень сильно заботятся об экологии. Может идти какой-то мужик в классном офисном костюме, видит, что на улице лежит бутылка пластиковая, — он её возьмёт, пойдёт и в супермаркете сдаст, потому что это — денежка. Но если лежит чемодан с деньгами, то швед возьмёт его, отнесёт в полицию и скажет, что кто-то потерял, он не возьмёт его, не присвоит себе.
Шведы не стремятся залезть в чужую жизнь. Что человек расскажет — то они и принимают. Они более интроверты по своей натуре.
Как шведы к тебе относятся?
Я ни разу не чувствовал неприятия. Шведы очень толерантны, им абсолютно всё равно, откуда ты родом. Лишь однажды я познакомился с девочкой в Тиндере, и она спросила, не русский ли я шпион? Я, конечно, согласился. В основном, общаюсь с русскоязычными, но у меня есть и друзья-шведы. В Стокгольме есть сходка русских раз в неделю: каждую пятницу встречаются и разговаривают о жизни.
Скучаю по тому, что русские не улыбаются абы кому, — по этой серости скучаю, накатывает иногда. В Швеции люди больше улыбаются, но не как в Америке, где улыбка это что-то такое двуличное, где тебе улыбнулись — и это не факт, что человек тебе рад. Но, с другой стороны, у шведа тоже не совсем искренняя улыбка. Если русский человек тебе улыбнулся, то, наверное, он всё-таки рад тебя видеть на самом деле, без прикрас, а если швед тебе улыбнулся, то ты думаешь: «Правда ли я этому человеку симпатичен?».
В свободное время пытаюсь практиковать язык, гуляю с друзьями, сижу за компом. Хотел пойти в «Красный крест» (там нужны люди, говорящие на русском языке), чтобы работать в депортационной тюрьме, где бы успокаивал русских ребят, говорил: «не переживай, вернёшься в Россию — всё будет нормально». Это бесплатная социальная работа. Но потом случилась пандемия, и «Красный крест» приостановил эту услугу.
О пандемии в Швеции
У Швеции была тактика коллективного иммунитета, у нас все должны переболеть. Швеция сохранила мягкие ограничения, но здесь самая большая смертность от ковида (в соотношении на 100 тысяч человек). В начале была неизвестность, но сейчас никакого страха нет. Люди спокойно относятся к ковиду.
В Швеции нет масочного режима, здесь не принято в них ходить; если ты пройдешь в маске — на тебя посмотрят косо. Единственное ограничение — нельзя собираться больше 50 человек. Массово никто не закрывался, ограничения только в количестве посетителей. В ресторанчиках сидят через стул. Кинотеатры закрывались.
Ты можешь спокойно устроить вечеринку, к тебе никто не приедет её разгонять. Если ты, болея ковидом, вышел на улицу — ничего тебе не будет, никакого штрафа, ты просто плохой человек. Тут всё держится на гражданской сознательности, нет отслеживающих карантинных приложений.
На меня всё это почти никак не повлияло, только занятия теперь проводятся дистанционно. Мы везде шляемся, глаза чешем, нос чешем, но никто из моих друзей не болел — и я тоже.
Из плюсов — общественный транспорт стал условно бесплатным (хотя, возможно, это только для меня).
В Швеции тяжело с бесплатными больницами, тяжело получить помощь. Будешь умирать — тебе не помогут, только когда уже видишь свет в конце тоннеля — тебя вытащат. Чтобы записаться к врачу, минимум месяц нужно ждать. Своей записи к кардиологу я ждал 5 месяцев. Здравоохранение здесь — условно бесплатное, если пошел в Айкьют (шведская больница) — должен заплатить 200 крон; если хочешь вызвать скорую — то она стоит 450 крон. В Швеции платная скорая помощь.
Подведи внутренние итоги — как ты себя чувствуешь, когда изменилось всё вокруг?
В Швеции я стал свободнее. Не ожидаю подвоха от людей, словно уснула бдительность. Если тебе в России что-то предложат, то ты ожидаешь подвоха, а в Швеции я подвоха не ожидаю.
Мозги уже работают по-шведски. Когда только начал учить язык, сначала переводил со шведского на английский, с английского на русский. Или наоборот. А сейчас мне не нужно вспоминать, как это слово звучит на русском, мозг уже выдает его на шведском.
Швеция — страна развитого коммунизма. Все живут плюс-минус одинаково, и это значит — плюс-минус в достатке. Государство обо мне заботится, оно меня толкает к тому, что я стану нормальным налогоплательщиком и буду видеть, куда уходят мои налоги. Эта поддержка государственная очень цепляет.
Самое тяжелое, что было — это когда говорили: «Да кому ты там нужен?», а оказалось, что реально нужен. Да, в Швеции своих проблем навалом, но они готовы тебе помочь, хотя и не должны этого делать. Ведь, по сути, кто я такой, чтобы мне платить пособие, давать квартиру? Кто я такой для шведов, чтобы помогать мне, и кто я такой для русских, чтобы не помочь?
Беседовала Анастасия Гнедчик специально для интернет-газеты Newslab,
фото из личного архива