Не часто в Красноярске можно встретить широко известного в узких кругах журналиста, мать культового сетевого персонажа Зайца ПЦ и его воображаемых друзей, автора «русских инородных сказок» про белочек, лисичек и чудовищных хомячков, а на самом деле поэта, прозаика и критика Линор Горалик.
Еще реже можно ее встретить вместе с другим известным сетевым пресонажем, кинокритиком, эссеистом, преподавателем МГУ, специалистом по экранизации и конфетам и опять же в первую очередь поэтом Юлией Идлис.
Прямо скажем, никогда и нигде нельзя встретить их в Красноярске, кроме как на КРЯКК – Красноярской ярмарке книжной культуры. Потому, когда на интервью с Линор Горалик пришла не только Линор Горалик, но и Юлия Идлис, мы обрадовались, а когда они решили разговаривать друг с другом, мы обрадовались вдвойне. И потому представляем вам беседу двух еврейских поэтесс в присутствии одной русской корреспондентки – беседу о сетевой литературе, поэзии, женщинах, новостях и маленьких животных.
Г: Сейчас нас еще выгонят за то, что мы сидим с ногами. Это у нас тема такая с Юлей, сидеть с ногами.
Ну, если вам удобней. После книги «Полая женщина» так и хочется спросить, беспокоят ли вас гендерные проблемы.
Г: Нет, я абсолютно равнодушна к гендерному вопросу, полностью. Я никогда не могла делить человечество по половому признаку, ни при каких обстоятельствах.
Я почему еще спросила, тут в программке написано, что поэзия Линор Горалик и Юлии Идлис поднимает тему женского восприятия.
И: Принято считать, что женщина не может поднимать никакую тему, кроме женской. Я не знаю ни одного поэта женского пола, про которого хоть кто-нибудь не сказал бы, что это женская поэзия.
Г: Притом, что мы знаем только одного поэта, который пишет женскую поэзию. Это Щербина. И все. К тому же если бы мне нужно было написать анонс, не читая текста, я написала бы, что автор – женщина, и волей-неволей попала бы хоть как-нибудь в правильную тему. Я, человек, который ничего не читает…
И: Нет, ну что такое женская поэзия? Про любовь? Про любовь все пишут. А женщины пишут не только про любовь. Как и все. Это такой конструкт, очень придуманная вещь.
А как вам утверждение ученых, что женщина не может быть гением?
И: Ну, с другой стороны Мария Склодовская-Кюри – это не женщина.
Г: Нет, я не могу соотнестись с этим вопросом. Нет. Я готова говорить о маленьких животных. Я всегда готова говорить о маленьких животных. Я совершенно не иронизирую. О енотах. Енотах, морских свинках, шиншиллах, мышах, хомяках, опоссумах. Пожалуйста, сколько угодно! Я серьезно.
И: В общем, из этого видно, что женщина даже не может сосредоточиться…
Г: ... ни на чем, кроме маленьких животных…
И: ... и что толку о чем-то ее спрашивать.
Г: Хотите, мы лучше расскажем вам что-нибудь полезное.
И: Давайте я у вас что-нибудь спрошу.
Г: Давайте. Мы с Юлей редко разговариваем.
И: Почему, как Вы думаете, нас поставили в пару?
Я тоже хотела об этом спросить.
Г: Потому что мы девочки. Нет, конечно, не поэтому. Пять дней, три сцены, двадцать слотов, бюджет, количество билетов. Я так представляю себе сетку. Я бы поставила нас в пару. Ну а с кем? Со Сваровским? С кем читает Сваровский?
Со священником Кругловым из Минусинска. Объединены по религиозной тематике.
Г: Это при том, что было бы логично со священником поставить читать меня, а со Сваровским Юлю.
Почему?
Г: У меня очень много религиозной поэзии, совсем много. А у Юли со Сваровским общая не сколько тема, сколько некоторая общая оптика. Их интересуют частные лица. Давайте я Вам расскажу про поэта Сваровского. Гениальный поэт.
И: Нет уж, фиг вам. Давайте про вас. Вот что у вас вышло в последнее время?
Г: Вышла недетская детская книга «Мартин не плачет», у которой, собственно, презентация на этой ярмарке. Она про говорящего слона, влюбленного в восьмилетнюю девочку. Взрослый, совсем взрослый человек. Он сделал ей предложение, она отказалась быть его женой, и он решил, что будет ее боевым слоном, выбрав таким образом неприятную и тяжелую жизнь. Это одна книжка. Сейчас начала готовиться к выходу книжка короткой прозы, которая писалась года три, наверное, и выйдет она к весне, и я этому рада, потому что эти три цикла уже явно органически сами по себе закрылись. Самое время их издавать книжкой. Я дописываю роман на английском, с которым пока непонятно, что буду делать. Скорее всего, издавать его буду в Штатах, и скорее всего, на английском. Это роман про зоопарк. В основном всё. Недавно вышла книжка стихов, ее издали в серии «Воздух», принадлежащей альманаху «Воздух». Наверное, из двух журналов о поэзии это единственный адекватный. С более широким поэтическим взглядом. И мне очень приятно, что я туда включена.
И: А что так много прозы? Вы же поэт. И здесь как поэт.
Г: Я здесь в каждой бочке затычка. Я здесь и как дискуссант, и в качестве прозаика. Стишок-то я пишу один в месяц. Я действительно очень медленно пишу. Медленно-медленно.
А как вы относитесь к формату, в котором вы здесь выступаете?
И: Скажем, у литератора есть ряд обязанностей. У прозаика они немножко одни, а у поэта немножко другие. В обязанности поэта входит время от времени озвучивать то, что он написал. Особенно смешно, когда снимется какая-нибудь передача, и тебя ставят перед камерой и говорят: «А теперь почитайте что-нибудь из своего». И ты понимаешь в этот момент, что поэт – не органическая форма существования. Ты не помнишь ни одной своей строчки и вообще не ощущаешь себя поэтом 24 часа в сутки. Когда тебе просят почитать что-нибудь спонтанно, как птичка поет, выясняется, что это не как птичка поет, а довольно тяжелая работа. Когда пишешь диссертацию, ты же потом не бегаешь по улице, не озвучиваешь абзацы из нее. Поэтому это, если вдуматься, довольно странный формат, но с другой стороны – одна из самых привычных составляющих общественной жизни поэта.
Г: Тут я полностью не согласна с поэтом Идлис. Я это делаю потому, что во-первых, в некотором смысле это приятно. Ты получаешь feedback – простыми словами, чувствуешь себя человеком, который кому-то нравится, это дорогого стоит. Во-вторых, что-то про тексты лучше понимаешь, когда читаешь их людям, лучше понимаешь их слабые стороны, лучше понимаешь, что плохо с ними. Чувствуешь себя неприятно, но это в целом полезно.
Восприятие стихотворений, наверное, сильно отличается в зависимости от того, слушаешь их или читаешь.
Г: Очень отличается. Я вообще плохо воспринимаю текст на слух. Я хожу слушать своих коллег потому, что мне интересно: как этот человек сам интерпретирует свои тексты. Но текст, который я не видела глазами, сразу слушать ушами я не очень люблю. Но поэт Идлис ходит на гораздо большее количество литературных мероприятий. Она дисциплинированнее.
И: Потому что я люблю людей.
Г: Я тоже люблю людей, только не понимаю, зачем они стихи читают.
И: Ну как, им положено.
Г: А, они обязаны, я всё время забываю об этом.
И: Я на самом деле очень плохо слушаю. Мне кажется, это какая-то форма дислексии, я не воспринимаю информацию на слух. Я ненавидела всю жизнь, когда мне читали вслух книжки.
Г: И этот человек стал кинокритиком, специалистом по экранизации.
И: Да, и поэтому я стала кинокритиком. Я просто не способна запомнить ни одной фразы, прочитанной мне вслух. Поэтому на публичные чтения я хожу слушать интонации, смотреть на людей, смотреть на реакцию зала, что тоже важно. А когда я сама читаю, я бы не сказала, что это дает мне понимание собственных текстов. Как раз наоборот, в который раз убеждаюсь, что я не могу их прочесть правильно, так, как они у меня звучат в голове. И потом, как человек, который никогда в жизни ничего не редактирует после – раз написал и все, я и не прислушиваюсь к реакции слушателей, что бы что-нибудь исправить.
Г: Нет, я со своего голоса слышу, что не так.
И: А я не слышу, у меня в голове всё звучит совершенно не так, как я это говорю. Я не могу голосом сделать того, что я делаю в письме.
Г: Очень интересно. А я сейчас пишу книжку, которая называется «Баллады, сонеты и другие тексты, предназначенные для голоса». И мне интересно, можно ли эти тексты читать вслух, и если да, то как. Я не пробовала, и еще какое-то время не попробую, еще попишу ее года полтора, а там посмотрим. Там есть тексты, которые у меня в голове держатся только на голосе, а как они звучат, я себе абсолютно не представляю. Заодно и узнаем.
И: С другой стороны, у вас же есть опыт театральных выступлений.
Г: Да, но голосом я как раз не владею, и все время придумываю какой-то трюк, чтобы говорить в микрофон. У меня с голосом совсем плохо. Я понимаю, мы пространно отвечаем…
Вам не кажется, что сетевые тексты сильно теряют, когда их публикуют на бумаге в формате книжек?
Г: Это связано не с сетью, не с литературой. Это связано с моментом. С тем, что когда текст публикуется в блоге, он очень привязан к определенному моменту, контексту, к другим событиям. В этом смысле что-то теряется на бумаге, но это не текстуальная, а куда более интересная проблема, и занимаются этой проблемой последние лет двести специалисты, работающие с темой дневниковой прозы, записных книжек, частных писем как факта литературы. И не то, чтобы в истории с блогами произошло что-нибудь новое, просто путь от написания письма до его публикации в качестве книги, которая становится памятником испанской литературы, проходит за месяцы, а не начинается после смерти обоих участников переписки. Во всем остальном мы это видели. Объем другой, динамика другая, а в целом как-то ничего сакрального. Занимательно, на мой взгляд.
И: А я считаю, что текст из блога, который потом хочется прочитать еще раз, – просто текст и все. Если его не хочется перечитывать – значит, это не текст, и он не предназначен для чтения. Он был предназначен для написания, как момент терапии или как информационное сообщение. Новости же мы не перечитываем.
Г: Я перечитываю иногда. В России последние два месяца я перечитываю новости раз по пять. Иногда по восемь. Лучше не становится. Это сообщение иного порядка, индивидуальное высказывание. Я – человек, который не склонен сакрализировать литературу. По мне, так любой текст, который смотрится как текст – пожалуйста. Я много лет собираю поэзию непоэтов. Это когда человек, никогда в жизни не писавший стихов и не продолжающий их писать, вдруг, ни с того ни сего, под сильным впечатлением пишет стишок. И иногда такие стишки бывают совершенно невероятные. Чтобы издать сборник этих текстов, нужно, наверное, еще лет 20, потому что это редкий феномен, и его еще нужно увидеть. Но впечатление сильное. И мне совершенно не интересно, чем этот человек занимался, и написано оно в блоге или не в блоге. Интересно, какой текст.
А почему вы перечитываете новости по восемь раз?
Г: От восхищения. Я с огромной симпатией отношусь к бл...ву, но при этом у меня очень сложные отношения с темой проституции, мне всегда кажется, что в большинстве случаев можно найти себе другой хлеб. То, что происходит в последнее время с новостями, это даже не проституция. Это мастерство, доведенное до ювелирного совершенства. Каждый раз я просто восхищаюсь профессионализмом этих людей, их умением работать с материалом, их подачей, тем, как бесстрашно относительно спасения души они действуют. Не часто получаешь такое удовольствие, какое можно получить в России в предвыборный год. Это как в «Симпсонах» – кампания «Президент – гей!» в 2084 году. Внизу плаката подпись – «Мы трезво смотрим на вещи». У вас есть зоопарк?
Да.
И: А бегемоты есть?
Бегемотов нет.
Г: Давайте пойдем в зоопарк, у нас завтра свободный день.
И: А я бы предложила вам поработать, мне нужно написать про фильм «Млечный путь».
Г: Пойдемте в зоопарк. Еноты…
Жирафов только что привезли.
Г: Это не животные просто. Жирафы неубедительны, с ними что-то не то. Нет, все объясняется, если предположить, что изначально как модель они были сконструированы для того, чтобы жить на Луне. Объясняется вопросами лунного питания, давления воздуха. Тогда в этом есть некоторая логика.
А вам не жалко животных в зоопарке?
Г: Да я готова поменяться местом с любым из них. Кормят, лечат.
Не тесновато?
Г: А так нам свободно тут. Жизнь легка и полна свободы.
И: В «Пятиминутном путеводителе по путеводителям по Москве» было написано, что жилая площадь на одного человека в Москве равна 16 кв. м. Так что мы давно уже в зоопарке. А с нашими новостями уже в обезьяннике давно.
Г: Участники глобального эксперимента. Я пишу роман, «Зоопарк», и там всех обезьян зовут Осборнами. В честь семейки Осборн.
Может, напоследок раскроете тему э-э-э… маленьких животных?
Г: У меня есть мечта. Я хочу небольшое пушное говорящее животное. Если бы оно у меня было, мне кажется, все мои проблемы были бы решены. Я думаю о маленьких говорящих животных большую часть времени, и думаю о них каждый раз, когда мне задают какой-нибудь сложный или неприятный вопрос и просят сосредоточиться на чем-то, что меня не интересует. Тогда я думаю о танцующих морских свинках, это примерно всё. То есть я действительно примерно всегда думаю о морских свинках. Когда не думаю о енотах. А Юля думает о пельменях, хотела сказать. Всегда думает о еде. Но у Юли есть еда, а меня нет маленького говорящего животного, поэтому я так несчастна.
И: Да, мои желания гораздо проще.
Беседовала Катя Петрова
