В предновогодней суете и работе над последними в этом году текстами в «Вечерку» я как-то подзапустила свой блог. Но, может, оно и к лучшему? Было время переварить некоторые впечатления. А накопилось их за последнее время изрядно.
Часть из них, кстати, я уже опубликовала в «Вечернем Красноярске». Это интервью с Евгением Мироновым и Еленой Шаниной, обзор с Рождественского фестиваля искусств. А помимо обзора с феста есть еще некоторые соображения, которыми хочу поделиться.
По традиции большая часть спектаклей Рождественского фестиваля — драматические. Но открывался он в этот раз оперой «Золушка» питерского театра «Зазеркалье». На музыку не Антонио Спадавеккиа (как у нас в театрах привычно ставят после успеха одноименного фильма с Фаиной Раневской), а Россини. И мне лично в спектакле питерцев была особенно интересна именно музыкальная составляющая. А еще то, что он стал дважды лауреатом «Золотой маски». Кстати, сюжетная линия там несколько отличается от того, что мы привыкли видеть в «Золушке». Пересказывать не буду, если кому интересно — загляните на сайт «Зазеркалья».
К музыке Россини никаких претензий. А вот к самому спектаклю... Сильно не повезло «Золушке» с площадкой. Показывали ее в новосибирском оперном — а это аэродром, а не сцена. Если что на ней и показывать, так только большие эпические постановки. «Зазеркалье» — театр камерный, и сама «Золушка», и артисты, в ней занятые, чуть ли ни весь спектакль приспосабливались к пространству. В итоге распелись только к третьему акту. Единственная, кто сразу взяла — и голосом, и фактурой — сама Золушка. К сожалению, программки быстро распродали сразу после первого акта, и кто из двух питерских солисток пел эту партию в Новосибирске — Вера Егорова или Юлия Неженцева — сказать не могу.
Ну да, бог с ним, с этим спектаклем, тем более что в ближайшее время возможность увидеть его в Красноярске нам не светит. А заставил он меня задуматься вот о чем. В очередной раз как-то укрепилась в позиции, что главное в музыкальном спектакле — все-таки музыка, как ни банально это звучит. А также умение донести ее до публики — как со стороны оркестра, так и вокалистов. И вот это сейчас большая проблема. Во всяком случае, в местных музыкальных театрах. О том, что оркестры — что в опере, что в Красноярском музыкальном театре — обожают заглушать солистов, даже говорить устала. Такое ощущение, что дирижеры делают это сознательно. Или потеряли слух за годы работы? Вот и появляется всякая подзвучка, микрофоны — то, что артистам старой школы даже в страшном сне не снилось, это стало бы для них профессиональным позором. А в наше время уже в порядке вещей...
Недавно сходила на «Красотку кабаре» и ужаснулась, как развалился этот спектакль. Если на премьере он еще как-то брал своей драматической составляющей (при минусах вокальных), то сейчас и от этого ничего не осталось. Отдельная тема для разговора...
И еще одна мысль мелькнула после «Золушки». Хоть тресни, не принимаю я оперную условность, когда герой не блещет фактурой и едва достает своей партнерше до плеча. Поверить, что она в него влюбилась — ну уж никак невозможно! Что и увидела на «Золушке» — принц там был совсем негероической наружности. Тем более что он всячески скрывал свое знатное происхождение — и чем он только увлек Золушку? Ангельским вокалом? Да нет, совсем не Паваротти. Тогда чем? Компромисс налицо. И, к сожалению, довольно распространенный. А как бы хотелось, чтобы их было поменьше...
Елена Коновалова, фото из архива Рождественского фестиваля