На Таймыре завершилась вторая этнографическая экспедиция Дома народного творчества, посвященная изучению культуры и быта древнейшего народа полуострова — нганасан. Первая экспедиция состоялась весной прошлого года — тогда этнографы отправились в поселки Хатангского района, где живут представители этого коренного народа — вадеевские нганасаны. В этот раз они посетили поселки Усть-Авам и Волочанку, в которых проживает около 600 авамских нганасан. Всего же их по переписи 2010 года насчитывается 862 человека.
Место, где осталась взаимовыручка и помощь
Нганасаны — потомки древнейшего населения Таймыра — охотников на дикого оленя эпохи неолита. Как этнос сложились к XVII-XVIII веках из нескольких племенных групп — пясидской самояди, кураков, тидирисов и тавгов. Экспедицию по изучению духовной культуры, быта и национальной одежды нганасан назвали «Дар древней гагары». В первую очередь этнографов интересовала одежда, а именно процесс ее изготовления.
Первым пунктом стал небольшой поселок Усть-Авам, раскинувшийся на правом берегу одноименной реки. Три десятка домиков — школа, котельная, пара магазинов, больница, улицы из угольного отсева, лохматые огромные собаки, крутой берег реки и бескрайняя тундра вокруг.
Первый день — день знакомств. Сложность работы в поселках Таймыра заключается в том, что за многие годы в поисках этнографического материала на территории полуострова побывало несметное количество экспедиций. По следам их идти трудно, потому что не всегда искатели артефактов оставляли о себе хорошее впечатление. Сложно сказать, как бы работа закрутилась в поселках, не будь в рядах исследователей Светланы Аксеновой — гида и переводчика группы, мастерицы, преподавателя Таймырского колледжа, знатока культуры и быта своего народа. Эта женщина с феноменальной памятью на лица и имена стала «золотым ключиком», который открывал давно закрытые для ученых и съемочных групп двери. Так случилось совсем недавно, когда обманутый когда-то Дмитрий Костеркин не пустил на порог москвичей, обещавших тому золотые горы. А Светлане Сыгаковне, не знаю как нам, был очень рад. Достал свою ритуальную парку — очень редкий экземпляр. Дело в том, что стариков, у кого еще имеются такие парки, можно сосчитать по пальцам на одной руке. А скоро и совсем не останется, потому что нганасан хоронят в погребальных специальных одеждах. К слову, и мастериц в авамской тундре, способных сшить, а как говорят нганасаны «зашить парку», осталось четверо. Знания уходят, и уходят очень быстро, не передаваясь молодому поколению. Мастерицы и рады бы, но потомки уж больно безответственно относятся к своей культуре и наследию предков. Редко встретишь нганасанина с серьезными знаниями о своем народе. Те же, кто еще помнит, как когда-то шились сокуи и парки, охотно делились своими навыками, и глаза их загорались, казалось, уже потухшим огнем. Взять, к примеру, Татьяну Демнимеевну Костеркину и Сандемяку Чайхореевича Костеркина. Маленькая, съежившаяся бабушка, которая очень обижалась на «бабушку» и требовала называть ее тетей Таней, завидев шкуры и скребки для выделки шкур, вдруг засуетилась так, что другая молодая позавидовала бы. Вместе со Светланой Сыгаковной тетя Таня принялась выделывать кусок оленьей шкуры. Надо сказать, что на разные части парки требуется разный вид шкур — летнего или зимнего оленя, с той или иной части его тела, определенного цвета и прочих особенностей. Работа эта, надо сказать, очень трудоемкая. Для начала нужно аккуратно срезать шерсть со шкуры, а потом слой за слоем, орудием, которое не видоизменялось сотни лет, выделать шкуру так, как того требует технология изготовления одежды. Ведь и выделывать для разных частей парки нужно по-разному. Да еще и не порвать. По парке можно было судить об умениях ее создательницы. И если парка выходила достойная, ее хозяйку статные нганасаны в первую очередь брали в жены. Небольшой кусочек замши — чуть более стандартного бумажного листа А4 — мы выделывали с небольшими перекурами пять часов. Хотя наши бабушки курили свои трубки во время выделки, совсем не отвлекаясь от процесса. Пять часов. Один кусочек. А ведь все кусочки потом надо сшить — аккуратно нитками из жил и шейного волоса оленя — чтобы шовчика не видать. При этом парку надо не одну — себе повседневную и ритуальную, мужу две и сокуй зимний и малышне всей. Места авамские плодовитые, как говорит Светлана Сыгаковна, так что наличие в семье десятка ребятишек никого не удивляло.
Все, что так или иначе пересекалось с фольклором, культурой и бытом нганасан, все запечатлевалось, записывалось и архивировалось. В домах, где довелось побывать, мы просили показать старые фотокарточки и предметы обихода того времени, когда нганасане еще кочевали по просторам тундры. Усть-авамцы охотно доставали древние сундуки потрепанные чемоданы 60-х-70-х годов. И чего в них только не было! Ордена «Мать-героиня» и «Материнская слава», «Медали материнства», которые не редкость в поселках. Уникальные фотокарточки из светлого прошлого нганасан, ножны, самодельные трубки, нганасанские солнцезащитные очки с тоненькими прорезями для глаз, медные игольницы — неймысы, женские обереги — дяптузэ, и своеобразный паспорт нганасанской барышни бодямо — медные пластинки в форме полумесяца — по их количеству и гравировке можно было прочесть историю девушки или женщины.
Отдельно надо сказать о жителях, которые встретились на нашем пути. Это персонал усть-авамской больницы и волочанской школы, рыбаки-охотники Илья Турдагин, Василий Костеркин и Владимир Колос. Последний наотрез отказался брать деньги за бензин, который срочно нам понадобился, сказав лишь: «Давай канистры». Это работник волочанского магазина таджик Шади, коренной волочанец Виктор Урван и его жена Катерина. Все, к кому мы обращались, не отказывались помочь или подсказать — словом или делом. Радует, что в поселках взаимовыручка и взаимопомощь живет, чего не скажешь о северных городах, некогда как раз этим и славившихся.
Взял что-то в тундре — отдай свое
Погружение в нганасанское настоящее для экспедиции продолжилось на промысловой точке Старый Авам. Таких точек в окрестностях поселка множество и там те, кто не ленится и не пьянствует, промышляет на точках оленя, дичь и рыбу. Как раз к таким ребятам в гости мы и отправились под занавес авамской части экспедиции.
Молодые и очень веселые ребята — Алексей Аксенов, Александр Потапов и Михаил Диамов согласились показать свои владения на просторах тундры. Старый Авам расположился в месте слияния рек Авама и Дудыпты. В этих местах до появления Усть-Авама и разворачивались стойбища кочующих нганасан. Места здешние богаты рыбой, пушниной и дичью, и именно здесь проходили пути миграции дикого северного оленя, и очень удобно было его бить на речных переправах. Впрочем, бьют его и сегодня — наши новые знакомые именно этим занимаются.
— Вчера видели оленей, — показывает на противоположный берег Авама Алексей Аксенов, — но бить не стали.
— Обязательно еще добудем, — уверен Александр Потапов. — А рыбы и уток здесь много. Гуся, правда, совсем нет.
Точка — это небольшой домик. Внутри тамбур, где хранятся снасти и прочий охотничий и рыбацкий инвентарь. Место под дрова и уголь. Стол у окна, пара стульев, лавка, печь, рукомойник, часы с ходиками. В комнатке небольшая кровать. Вполне уютно.
Пока мы осваиваемся, ребята отправляются проверять сети. Очень быстро возвращаются с уловом — большая щука, несколько чиров и подчирков. Рыбу парни оставляют Светлане Сыгаковне, а сами, прихватив ружья, идут на озеро за турпанами — черными утками. Надо сказать, что нганасаны только в самый голодный год готовы употреблять в пищу обычную утку, щуку и налима. Складывается впечатление, что на этих представителей фауны наложено гастрономическое табу. Что там говорить, если в Усть-Аваме даже собаки от щуки носы воротят. А вот юкола из нее получается отменная. Светлана Сыгаковна неожиданно объявляет мастер-класс по ее изготовлению и принимается за дело.
— Рыба должна быть свежая, — начинает нганасанка, — а еще лучше — живая.
Ловко орудуя ножом, она распарывает трепыхающегося чира, а через несколько минут представляет нам готовую юколу с ровненькими полосками розового мяса.
Где-то в тундре прогремело несколько выстрелов и через какое-то время появляются наши промысловики с тремя турпанами. Будет ужин. Светлана Сыгаковна затапливает печь, парни в надежде добыть оленя переправляются на противоположный берег. А мы, расчехлив фотоаппараты, идем изучать окрестности Старого Авама.
Первое, что попадается на пути, — ритуальные санки. Это сейчас нганасаны хоронят своих соплеменников в земле. Раньше все усопшие находили свое пристанище в тундре. Покойника одевали в ритуальные одежды и со всем его скарбом вывозили на нартах в тундру. В последний путь нганасан отправляли с запасами, которые могли бы ему пригодиться в мире мертвых, — обязательно винтовку, ножи, чайник, котелок, одежду, курительную трубку. По материальной базе семьи особенно била смерть старой женщины. В последний аргиш снаряжалось несколько нарт. Там же и забивали оленью упряжку. Над нартами устанавливали последний чум — маталир — и уходили. Только через год и через три можно было прийти сюда, больше тревожить усопшего родственникам не разрешалось. Запрет этот нганасаны исполняли неукоснительно. Зато не исполняли искатели артефактов. Многие из погребений разграблены. Что говорить, если даже на православном кладбище вандалы поработали. Такое имеется в нескольких километрах от Старого Авама. Здесь не больше двух десятков могил. Предположительно, здесь покоятся долганы. В отличие от нганасан, они охотней принимали православную веру и хоронили сородичей по привычному для нас обычаю. На каждом из крестов еще недавно были долганские птички Кут и древние иконки в окладах. Птички не тронуты, а вот иконы постигла участь нганасанского ритуального скарба. Потому в поселках, мягко говоря, не сильно жалуют нашего брата, и очень сложно заслужить доверие у местных жителей. И поделом.
А тундра помнит все. В этом пришлось убедиться лично. Во время нашей прогулки по тундре нам попалось десятка два скелетов оленей и песцов. В рюкзак я складывал оленьи суставы для долганских шахмат и выковыривал зубы из найденных оленьих челюстей — из них когда-то делали игрушки. Тундровые жители вообще использовали в быту все, что только можно. Например, из клюва турпана и горловой его косточки получаются замечательные игрушки в форме оленьих голов.
Вернувшись на точку, мы разложили все находки перед Светланой Сыгаковной — для очередного мастер-класса. Тут я почувствовал, как раскололся мой собственный зуб.
— А чего ты хотел, — невозмутимо затягиваясь сигаретой, сказала нганасанка, — взял что-то в тундре — оставь свое...
Наше пребывание на точке дало немало пищи для размышлений. Все-таки правы были старики-нганасаны, которые говорили, что если не будет оленя — не будет и нганасан. Прошло 30 лет с того момента, как в авамской тундре забили последнего домашнего оленя, и нганасаны уже язык стали забывать. Старшее поколение, к которому принадлежит Светлана Сыгаковна, владеет им. А потом идет глубокий провал — поколения 70- 90-х — это полное незнание. Бабушка Вера Лаймореевна Момде уже не сможет поговорить с внучкой на языке предков. Наверное, понимая это, в Усть-Аваме и Волочанке и появились языковые гнезда, где нганасанские малыши слышат родную речь и начинают изучать язык. Как иностранный. Тоскливо становится от мысли, что у нас на глазах исчезает целый народ, его традиции и культура. Это интереснейшие мудрые люди. Они, кажется, уже и свыклись с тем, что как было, уже не будет. И может, оттого у некоторых из них опустились руки... Им нужна надежда.
Андрей Солдаков
Фото Анны Вараксиной
