Несколько любопытных стихотворений талантливого молодого красноярца. Из его письма, полного загадочных намеков, я толком не понял, кто он и что: где учился, работает. Одно могу сказать определенно — он ведет ночной образ жизни, ночью пишет, ночью и трудится.
По профессии — что-то среднее между сутенером (может быть, шофер или охранник в эскорт-услугах) и сотрудником подпольного крематория. Но для писания стихов ведь неважно, как ты зарабатываешь на хлеб, что из себя представляешь... Важна тонкая душевная организация, позволяющая слышать иные миры; трепетное отношение к слову... И то, и другое, на мой взгляд, поэт Николай Вовин с лихвой демонстрирует. Фото по причинам профессиональной секретности автор предоставить отказался.
Николай Вовин
Мойдодырск — Тель-Авив
Я голову выверну наизусть.
Голым выбегу давить спичечные коробкИ.
Солнце разукрасит мою брюшную полость,
в которой светлячки готовятся поиметь всех бабочек,
ночных и не очень.
Что ты выкатила на меня свои линзы?!
Да, я падаю окарачь, сделав фуэте, фуа-гра или фу-б**-нах!
Да, от меня пахнет шипящей яичницей,
шуршащей небритостью и зелёным змием!
А ты знаешь, что и у компьютеров бывает течка?
Что им приходится спариваться под звуки бубна,
хотя молодому шаману с пушком на губе и ломкой в голосе
хочется не камлать, а тёлок?
Млеешь под солнцем Шолом-Алейхема.
Делать-то нехер, уже приехали:
ты — с грязелечебными мыслями
и я — с головой, вывернутой наизусть.
Диалектика
Я равнодушен к смерти, чем бы она ни пахла:
мятой, корицей, жжёным, Hugo Boss, формалином...
Стоптанная, как туфли, жизнь оказалась длинной:
отсюда и до Неглинной десять моих епархий.
Я отъезжаю завтра. Ваське оставлю финку.
Если никто не против, спойте мне «Марсельезу».
Гроб в головах пошире, чтобы лежать, раскинув
руки, как на покосе... Кто говорит «облезу»?!
Я тебе дам «облезу»! Кровью щас будешь харкать!
Ты меня плохо слушал?! Я равнодушен к смерти.
Жизнь — это время боли умножить на скорость страха.
Жизнь — это память в кубе. Выучи новый термин!
Смерть — это ноль без палки с крестиком на могилке,
пляжный покой однажды, чёрный тоннель надежды.
Любимая «Марсельеза» — звонком на моей мобилке.
Смерть — это что-то завтра, каждый день — завтра, каждый...
Миражизнь
Живу обнищавший болью,
в чернильницу кровь цежу
и, пятки прижав к прибою,
я жалуюсь миражу:
«Моё золотое сердце
упало в цене на треть.
Надыбать единоверцев
могу ведь и не успеть.
Мне кто-то так дышит в спину,
что страшно топтать цветы,
по скользкому Эсквилину
спускаясь на зов мечты.
Ты вроде бы неподвижен,
но движешься изнутри
к невидимому Парижу
по ниточке попурри,
а я неподвижен навзничь,
амёба и та живей,
мне светит не вечный праздник,
а попусту суховей».
Но жалобы вязнут втуне,
и ложью заросший Брут
мне что-нибудь в спину сунет,
обронит «вас здесь не ждут».
Космос
Купировав сны и резко обрезав космы,
посыпанный пеплом, высовываюсь я в космос
в бессистемных поисках искренности, наива;
на сложное время я становлюсь антенной,
и шевелить чем-то, помимо мыслей и члена,
становится безвозвратно лениво.
Жизнь отползает, раненная в промежность.
Под сердцем уроборосом свернулись ярость и нежность.
В окаменевших лёгких воздуху не хватает места.
Снизу кто-то неважный ступает пo снегу,
как по воде, стреноженной для агностика.
И космос больше не полная заноз бездна,
а просто кусочек будущего продолженного,
в котором волшебник спрятал своё мороженое,
и можно считать его неизбежным холодным злом.
Но я уже не барахтаюсь, перестав стремиться
наружу. Я — медленный самоубийца.
И вакуум в горле, как проглоченный лом.
To Do
Повывернуть глыбы камней и пяток.
Ощутить вкус, к жизни склонив затылок.
Прочитать интимные дневники весталок
и попасть в сметану с пяти попыток.
Из поребрика сделать себе подружку.
Миллион рублей проиграть в шарманку.
Крикнуть так, как не снилось Мунку.
Подхватить споткнувшуюся кондрашку.
Походить на подиум хоть снаружи.
КМС разряда «сортир и юмор».
Осознать, что всё, что я сделал, — лёжа.
Умереть хорошим человеком.
Т
Эмигрирую-ка в Японию.
Вот уж где, в самом деле,
краткость — сестра та.
Рубрика Кубрика
Всю жизнь передо мной стояла задача:
разобрать на шарики кубик Рубика, -
и я наконец-то справился.
Правда, я потерял всем шариков из восьми,
но хотя бы ни одного не сломал,
потому что в будущем продолженном
кто-нибудь обязательно найдёт мои шарики,
реконструирует кубик Рубика,
разложит все цвета по граням,
прочитает моё послание человечеству
и широко захлопнутым ртом
произнесёт: «Oh my God — It’s full of stars!».
