Главный дирижер Красноярского государственного академического симфонического оркестра.
Родился в 28 апреля 1965 г. в Краматорске (Украина).
Окончил Российскую академию музыки имени Гнесиных.
В 1994-2004 гг. – дирижер Московского академического большого концертного оркестра им. Ю. Силантьева.
В 1996-2004 гг. – дирижер-ассистент Российского национального оркестра.
В 1999-2003 гг. – второй дирижер государственного камерного оркестра "Виртуозы Москвы".
Семейное положение: женат, воспитывает сына.
С сентября 2004 г. – дирижер Красноярского государственного академического симфонического оркестра.
Творческая деятельность Марка Кадина включает в себя выступления как с российскими, так и с зарубежными оркестрами (Франция, Швеция, Норвегия, Польша, Турция, Болгария, Словакия, Коста-Рика и др.)
"Этот молодой дирижер - личность с харизмой, с исключительными способностями внушения, с ясностью и логикой в своем представлении о музыке. Кроме того, Марк Кадин великолепно знает как установить "обратную связь" - оркестр следовал за ним с удовольствием. Но не только: оркестр как будто добровольно открылся и отворил свои тайные пространства, свои скрытые настоящие возможности, которые доверяют только большим музыкантам". Из рецензии на концерт в Софии с оркестром Болгарского Национального радио. "Культура" (Болгария), 14.11.2003 г.
Марк Львович, Вы не удивились, что Шпиллер назвал Вас своим преемником?
Нет, потому что прежде Иван Всеволодович уже предлагал мне сюда приехать – вторым дирижером. Но тогда я не смог принять его приглашение. В Москве я был загружен работой, а по приезде сюда ее стало бы меньше – просто не было смысла что-то менять.
А сейчас ситуация изменилась? Признайтесь: чем Вас, успешного столичного дирижера, привлекла Сибирь?
Конечно, изменилась! Красноярский симфонический оркестр – первый коллектив, где мне предложили художественное руководство. С другими оркестрами я работал исключительно в качестве приглашенного дирижера, дирижера-гостя. Что очень легко: никакой ответственности, и единственная задача – за сжатое количество репетиций привести музыкантов в наилучшую форму. А какие проблемы у оркестра, чем живут музыканты, у кого какие сложности – вникать во все это не было необходимости. Поэтому я решил, что такой опыт будет полезен и интересен – как мне, так и оркестрантам.
Но, похоже, Вы не ожидали, что на Вас в таком изобилии свалятся не только творческие, но и хозяйственно-бытовые заботы – неисправные лампочки, сломанные стулья…
Вообще-то, за подобные вопросы отвечает директор и его помощники. Именно директор занимается организацией концертов, общается с агентами – он должен продавливать интересы оркестра по всему миру! Его заместители, в свою очередь, обеспечивают повседневную жизнь коллектива, общаются с журналистами. Но здесь, к сожалению, я не обнаружил такой выстроенной системы, работа проводилась эпизодически, урывками. Пришлось все налаживать заново – и отношения с прессой выстраивать, и стулья выбивать, и лампочки вкручивать. Двенадцать лет музыканты слепли – неужели нельзя было раньше решить эту проблему?! Сейчас краевое управление культуры выделило нам деньги на приобретение стульев, пообещало ксерокс. А в скором времени надеемся обновить и часть инструментов: некоторые духовые и ударные давно нуждаются в замене.
Вас не оскорбляет, что цены на концерты симфонического оркестра настолько низкие?
Я убежден, что дармовые билеты до добра не доводят! Это роняет престиж оркестра, и больше мы не можем позволить себе подобную роскошь, вкладывая такой труд. Да, мы осознаем, что это неприятный сюрприз для любителей музыки. Но отныне цены на наши концерты будут от 60 до 150 рублей, а на выступления известных солистов – немножко дороже. И, согласитесь, раз в месяц это может себе позволить даже человек со скромными доходами.
Как планируете строить репертуарную политику?
Хочу, чтобы в Красноярске звучало как можно больше хорошей музыки, которая никогда не исполнялась здесь прежде. А таких произведений, поверьте, немало – как в современной академической музыке, так и в классике. Зрители могут быть уверены, что им не подсунут товар второго сорта. И как показало открытие сезона, все четыре незнакомых публике произведения были встречены очень тепло.
Этого же принципа Вы придерживались и в работе с оркестром «Виртуозы Москвы»? Я читала, что на одном из Ваших концертов звучали произведения, прежде вообще не исполнявшиеся в России.
Да, я специально заказывал ноты в Копенгагене, за большие деньги. Но это стоило того. Потому что, возможно, именно то, что я рискнул взять неигранную музыку, стало для любителей музыки чем-то притягательным.
Вы не боитесь экспериментировать?
Не боюсь. Но я не радикал и не маргинал, эксперименты должны иметь место. Если музыка малоизвестная, но достойная, - почему бы ее не сыграть?
Марк Львович, а Ваше участие в спектакле «Золото Нартов» Северо-Осетинского театра «Арвайден» – тоже из разряда экспериментов?
Скорее, дело случая. Меня пригласил автор музыки Владимир Николаев, с которым я прежде сотрудничал. Но этот опыт для меня бесценен тем, что партитура к спектаклю – одна из самых трудных, которой я когда-либо дирижировал. Было очень сложно совместить музыку с танцем, с хором, со светом, там использовался терменвокс – практически несводимая конструкция! И, главное, мы были очень ограничены по времени репетиций. Работу над этим спектаклем я вспоминаю как очень трудную и напряженную.
Это Ваш первый опыт работы в театре?
Первый именно в жанре новации – кстати, спектакль «Золото Нартов» стал номинантом фестиваля «Золотая маска». А балетными и оперными постановками я дирижировал много раз. Сотрудничал с Российским национальным театром балета, в середине 90-х ассистировал своему педагогу, который работал с экспериментальным оперным театром на базе Союза композиторов.
А как Вы относитесь к современной академической музыке?
Я начинал с нее, работал с ансамблем современной музыки – чем я только не дирижировал! И поэтому сейчас, оглядываясь назад, могу с уверенностью сказать – современную музыку нужно исполнять дозированно, нельзя распугивать неподготовленный народ. Современные композиторы часто пишут без оглядки на слушателя, и не всегда это легко для восприятия и интересно широким массам. Я сторонник золотой середины. Мне очень нравится Западная Европа, где в любой программе присутствует современная музыка. И народ ее не пугается. Но и общая культура восприятия академической музыки там гораздо выше. Однажды я дирижировал в Германии одним из последних произведений Шнитке – очень трудное для восприятия и исполнения, сложнейшее сочинение. И, что меня удивило: обычные с виду люди с таким вниманием слушали, внимательно читали тексты в программках, следили, что поет вокалист – они способны потреблять продукты любой сложности. В нашем понимании музыки там мало, в основном это шум, напряженная звуковая материя – все очень экспрессивно, но малопонятно.
С красноярскими композиторами Вы уже познакомились? Ваш предшественник не сильно-то жаловал своих современников.
Да, Иван Всеволодович говорил, что не особенно любит современные сочинения. Но это нельзя назвать недостатком. Тем более что в молодости он много дирижировал современной ему музыкой. Просто, наверное, на последнем этапе жизни у него появилась своя сфера пристрастий. Не исключаю, что и у меня в преклонном возрасте появится музыкальный пласт, который я буду играть с большим удовольствием. Но я считаю, что композитор должен иметь право быть исполненным и услышанным – большая трагедия, когда он не слышит того, что пишет. Известный композитор Брукнер практически ни одну из своих симфоний не слышал при жизни целиком, потому что музыканты Венского филармонического оркестра считали его дилетантом. Дабы не повторять тех ошибок, мы будем понемногу знакомить публику с современной музыкой, и не только красноярской. В частности, в начале зимы мы сыграем одно из сочинений вашего земляка Олега Леонидовича Проститова.
Будете ли Вы в этом сезоне приглашать известных солистов?
Хотелось бы, выступление известных исполнителей – вопрос престижа. Но, к сожалению, мы не можем полноценно планировать сезон, потому что сейчас на счету у оркестра нет денег. И сколько их нам выделят в 2005 году, тоже не известно, параметры краевого бюджета до конца не определены. 18 декабря, в годовщину смерти Шпиллера, у нас выступит известный виолончелист Игорь Иванович Гаврыш. Но его приезд – скорее, дань памяти Ивана Всеволодовича, поскольку много денег он на этом концерте не заработает. И Дениса Шаповалова, лауреата международных конкурсов, я попросил выступить за очень скромный гонорар, чисто по-дружески (его концерты прошли в Красноярске 8 и 9 октября – Е.К.). Но так же не будет продолжаться бесконечно! Я не могу с протянутой рукой ходить по миру и клянчить: приезжайте к нам бесплатно! К тому же, у всех ведущих исполнителей график выступлений расписан, и договариваться с ними нужно заранее. Сейчас я отправил приглашение известному шведскому саксофонисту Йоргану Петтерссону. Но честно предупредил, что он здесь не озолотится.
О гастролях оркестра тоже пока рано говорить?
В условиях полного отсутствия менеджмента серьезные гастроли организовать очень трудно. Красноярский симфонический оркестр – не очень раскрученный в мире брэнд, новое имя продается с трудом. Да и рынок в Европе забит, особенно московскими и питерскими оркестрами, и трудно кому-то втолковать, что в большинстве это оркестры-однодневки. Так что, для нас сейчас нормальный срок подготовки гастролей – 2,5-3 года. Я имею в виду выступления в крупных залах, за достойный гонорар, а не турпоездки по городам, которых нет на карте. Сейчас я везу с собой записи наших выступлений (до начала декабря Марк Кадин будет гастролировать за рубежом – Е.К.), буду показывать их импресарио.
Марк Львович, а сам Вы родом из Москвы?
Нет, я приехал в Москву с Украины. В Донбассе есть город Краматорск – индустриальный центр, музыкальных традиций там нет. Симфонический оркестр я впервые услышал в 15 лет, а музыке начал учиться за три года до этого, родители случайно отдали в музыкальную школу. Так что, сам не знаю, почему решил стать профессиональным музыкантом. Вообще, меня пугают люди, которые хотят стать дирижерами. Человек, воображающий себя настолько совершенным, что он может повелевать сотней музыкантов – либо выскочка, либо просто неумный человек с завышенной самооценкой. Хорошими дирижерами, как мне кажется, становятся, скорее, случайно. А когда ты выходишь к оркестру и начинаешь не по делу командовать – это обычно плохо кончается, музыканты тебя накажут. Мне не близки люди с гонором.
Хотите сказать, что Вы не с гонором?
Как раз наоборот – а что, разве не видно?! (Улыбается) В профессии дирижера меня до сих пор интересовало, как минимальными средствами достичь максимального результата, быстро и четко объяснить сотне музыкантов, что мне от них нужно. И, кажется, в этом отношении кое-что получилось, потому что где бы я ни появлялся, оркестру легко – на наших репетициях не бывает мучений. Я стараюсь четко формулировать задачи и неуклонно добиваться их выполнения.
А на каком инструменте Вы учились играть?
Я никому не говорю, секрет! Потому что скажут: мол, был плохой трубач или скрипач, вот и подался в дирижеры. Музыкальную школу и училище я окончил по классу одного из оркестровых инструментов, а в Гнесинке уже учился на дирижера. Но главные мои университеты – это работа в оркестре. Как правило, впервые за пультом у дирижера трясутся руки, коленки, человек мало что помнит из заветов своего педагога, он бледнеет, зеленеет, покрывается испариной – очень неприятные моменты.
Я так понимаю, Вы описываете свой первый опыт?
Совершенно верно! (Смеется) Но, поверьте, это было не только со мной – все так начинают. И за что я благодарен своему педагогу Владимиру Александровичу Понькину – он постепенно, очень аккуратно выводил меня за пульт. Как уже говорил, у меня все начиналось с ансамбля современной музыки – конечно же, проще, когда перед тобой сидит 10-12 человек, а не сотня. И в первом опыте с большим оркестром мне повезло, потому что я дирижировал современной музыкой: никто, кроме меня, не знал, как она должна была звучать на самом деле. Но все равно я очень волновался.
Марк Львович, а с какими-то коллективами у Вас был опыт долгосрочного сотрудничества? И планируете ли Вы и дальше с ними работать?
Я четыре года был вторым дирижером в оркестре «Виртуозы Москвы», семь лет сотрудничал с Российским национальным оркестром, и думаю, что этого достаточно. А еще я десять лет отдал Академическому Большому концертному оркестру им. Ю. Силантьева, сейчас им руководит Мурад Кажлаев. Я прошел там колоссальную школу в плане мобильности, реакции, скорости работы, – все время приходилось быть начеку. Иногда в начале концерта вдруг выяснялось, что не привезли ноты, и нужно было работать наизусть – полный экстрим! Меня это очень закалило. И я не жалею о работе в этом оркестре, несмотря на то, что многие музыканты классического направления относятся к жанру советской песни с легким пренебрежением. А Мурад Магомедович, с которым мы жили душа в душу все эти годы, наоборот, очень досадовал, что я «отвлекаюсь» на «Виртуозов» и другие симфонические оркестры! Он-то пестовал из меня своего преемника. Но я к эстрадной музыке имею весьма опосредованное отношение.
Кстати, что интересно, жена Кажлаева, Валида Исламовна, шесть лет прожила в Красноярске. А ее отец руководил строительством Красноярской ГЭС и был первым ее директором. Мир тесен…
Елена Коновалова
