В этом году «Свободный балет» Валерия Терешкина вновь стал победителем Европейского фестиваля джазового танца в чешском городе Пардубице. Красноярцы выступают там уже шестой год и каждый раз возвращаются с победой.
Летопись побед
На следующие три фестиваля нас теперь туда приглашают только почетными гостями, — улыбается балетмейстер. — Уже после первых двух побед предполагалось, что мы не будем участвовать в конкурсе. Но чехи — настолько гостеприимный народ, такое ощущение, что они этого фестиваля без нас не мыслят — все время зовут. Однако пора и честь знать. (Смеется.) А то сама Чешская Республика все время на втором месте, как-то даже неинтересно — ни зрителям, ни исполнителям. Все-таки фестиваль — явление демократичное, нужно, чтобы и другие продвигались.
А насколько высока конкуренция?
Там выступает немало сильных команд. В этом году был очень интересный сборный коллектив из Южной Африки: Мадагаскар, Ангола, Зимбабве. Они не только танцевали, но и пели и играли одновременно. А еще нам пришлось очень поволноваться из-за команды из города Острава — в их танце было что-то этническое, национальное чешское и словацкое, и одновременно классика, на пальцах. Мои девчонки откровенно боялись проиграть. И я, уж на что умудренный опытом, и то от них волнением заразился.
Хотя, казалось бы, с чего?
Вот именно — это же не спорт, в искусстве любые победы относительны! Первое место или второе — где грань? И как можно тех же африканцев сравнивать с ребятами из Остравы? Честно скажу — технически тот чешский коллектив был сильнее, чем мы. Но они моложе, а мы матерее, да и зритель нас уже знал и ждал. Что тоже важно — благожелательная атмосфера значит очень многое. В любом случае жюри было непросто определиться с выбором. Кстати, ёего председателем был Властимил Харапес — известный чешский танцовщик, он ставил много шоу и мюзиклов, работал с Карелом Готтом. На прощальном банкете мы с ним потом так натанцевались! (Смеется.)
В балете тоже бывает джем-сейшн?
Это в порядке вещей. На тех же самых банкетах — вроде бы танцуют для себя, но так, что глаз не оторвать. А иногда по окончании конкурса, когда все коллективы уже стоят на сцене за закрытым занавесом и ждут решения жюри. Это так утомительно, и вот в какой-то момент начинает звучать музыка, ритм ударных нарастает — и вдруг пошло движение со стороны одной команды, с другой. Потом поднимают занавес, и джем-сейшн происходит на глазах у публики, которая тоже ждет результатов конкурса.
Кстати, Валерий Борисович, а с какой программой вы победили в этом году? В прошлом, помнится, вы показали в Чехии премьеру «It’s my Fosse».
А мы все шесть лет каждую новую программу представляем сначала в Чехии, а потом дома. Видите, как ответственно мы относимся к нашей красноярской публике? (Улыбается.) Правда, на фестивале все шоу проходит в течение часа, а здесь мы делаем два отделения — стержень тот же, просто немножко дополняем программу. Вот и в этот раз — показали чехам премьеру нашей постановки «Территория джаза». Осенью представим ее в Красноярске.
Многозначительное название.
Так и есть, в ней показан огромный пласт джазовой музыки. Корни — Африка и Америка, европейский джаз — итальянский, французский. Вроде бы джазовые инструменты везде одни и те же — тромбон, труба, саксофон, барабаны. А звучание зависит от территории. Скажем, американский джаз, хоть и придерживается африканских корней, звучит уже иначе. Латиноамериканский джаз — вообще нечто особенное, переплетается с этническими ритмами. Европейский перекликается с жанром модерна, в нем много философии.
Зеленый свет, дерзайте!
Что вас как балетмейстера подпитывает в большей степени?
Вы знаете, каждый балетмейстер (и я в том числе) мечтает попробовать все. (Улыбается.) Конечно, это невозможно — но ведь хочется же! Например, «Территорию джаза» мы после Чехии дополняем африканскими мотивами. А еще мне очень многое дает Америка, побывал там 11 раз. Если не выбираться туда раз в два-три года — все, отстаешь на десять лет. Там нет такого, как в России, чтобы старые номера и программы существовали бы по 15—20 лет. На моих глазах номера рождались буквально за пять часов! Нью-Йорк — большой муравейник, очень динамичный город. Так и в джазе — все очень быстро развивается. В США много талантливых молодых балетмейстеров, никто их не зажимает — зеленый свет, дерзайте.
А у нас приходится лбом стену прошибать…
Вот-вот! И так во всем: и в профессии — в любой, не только в творческой, — и в жизни. Ведь когда я узнал, что занимаюсь джазом? Лишь в середине 90-х, после того как съездил на I Конгресс джазового танца в Вашингтон. Увидел, что не одинок, многие этим занимаются. И увереннее пошел вперед.
Прежде двигались чисто интуитивно?
Можно сказать, на ощупь — в постсоветское время начинать это в России было очень сложно. Понимаете, я чувствовал джазовую музыку, отталкивался от нее — музыка для меня первична. Она сама диктует язык — жесткие формы, иногда графические прямые линии, африканскую мягкость стопы, антиклассическую посадку шеи, когда затылок кладется на спину. И особый темперамент. В Америке, например, от джазовой музыки идет особая агрессия. Но джаз бывает и лирический.
В американских фильмах очень популярна тема, когда в классические танцы вплетаются элементы уличного танца.
Это нормальный поиск. Джаз вообще боится синхронности, предсказуемости и академизма. В нем непременно есть этакая претензия — чтобы было не так, как у всех. А еще он очень демократичен — собственно, как и сама Америка. В американской труппе обязательно есть пара белых, пара черных, несколько желтых и латиносов — все как в жизни. Французы, кстати, такое не жалуют. А для американцев это нормально. И еще в Европе и у нас очень любят подчеркивать в танце культуру тела, все балерины субтильные. А для американцев это неважно: танцовщик может быть чуть полноватый, но зато он компенсирует это своей сумасшедшей энергетикой и экспрессией.
Наелись авторитарности
Кстати, а каковы критерии отбора в ваш «Свободный балет» и в Студию джазового танца?
Абсолютная противоположность классическому балету. Там все строго по режиму — много не есть, в такое-то время вставать и ложиться спать, фанатизм — нужно работать 25 часов в сутки, как они говорят. В чем-то, конечно, здесь есть рациональное зерно. Но у нас самое главное, чтобы работа приносила удовольствие. Делаем новую программу каждый год, чтобы не было монотонности. А культура тела — она относительна. Сколько и что есть — это на личное усмотрение каждого, нельзя мучить людей голодом. Если после отпуска артист летит на репетицию как на крыльях, он счастлив — тогда это действительно здорово. В студии у меня порядка 150 человек, с семи лет и до выпуска. В балете — 23 человека, две трети из них — выпускники студии. Кто-то пришел из классического танца, кто-то из народного. И самое приятное, что они искренне хотят перестроиться, наелись авторитарности.
В джазе авторитарности нет?
В джазе артист должен быть свободным. Если на него сильно давить, диктовать ему, он не сможет импровизировать. А это основа танца: балетмейстер лишь задает артисту схему, а он может от нее отступать, в зависимости от своего сегодняшнего настроения. Нужно, чтобы человек сохранял свою индивидуальность. Моя задача — в этой разношерстности людей найти гармонию, из разных характеров создать нечто единое. И я очень рад, что в прошлом году по краевому гранту «Грамматика джаза» нам удалось пригласить двух известных джазовых педагогов — мои артисты поработали с другими балетмейстерами, это полезно. К нам приезжала организатор Европейского фестиваля джазового танца, известный чешский хореограф Елена Махова. И Синайди Фонтес из Феникса, штат Аризона, — она дала мастер-класс в мюзикловом материале. Кстати, мы потом проехали с бесплатными мастер-классами по городам края.
В следующем сезоне у вас в Красноярске одна премьера — «Территория джаза»?
Нет, мы еще должны к 9 Мая выпустить по госзаказу постановку на тему Великой Отечественной войны — специально для молодежи. И в моих мыслях показать военную тему с иной стороны, нежели бомбы, взрывы и море крови. Ведь что-то же еще в то время происходило? Во время войны было много красивого. Красивая любовь — женщины ждали с фронта своих мужчин. Красивая музыка — в моде был американский джаз, он открыто звучал, пока с союзниками не поссорились. Война войной, но жизнь не останавливалась.
Елена Коновалова, «Вечерний Красноярск»
