«...Каждый наркотик обрел в литературе свое место: опиум — благодаря Кокто и Томасу де Куинси, мескалин — через Анри Мишо и Олдоса Хаксли, героин — вмсте с Берроузом и Ивом Сальгом, пейотль — через посредничество Кастанеды, ЛСД — благодаря Тимоти Лири и Тому Вулфу, весь Бодлер пропитан гашишем, кокаин пришел вместе с Бретом Истоном Эллисом и Джеем Макинерни, бурбон — через полное собрание сочинений Чарльза Буковски. Настал черед экстази войти в Историю Литературы. Перед вами реклама MDMA». Это цитата из «Первой дозы экстази», одного из «рассказиков» Фредерика Бегбедера, главного тусовщика Парижа.
Бегбедер — автор тех самых «99 франков», черной мессы рекламистов, европейского «Бойцовского клуба», романа, у которого есть все шансы стать культовым. (...И который может не стать таковым по причине излишней правдивости и откровенности автора: какой-нибудь могущественный клан рекламистов, дабы этот инфан терибль не выдавал семейные тайны, организованно пресечет по всему миру все восторженные упоминания об этой книге. «Мы сделать тебе такой маленький рекламный бойкот». А культовым сегодня без массовых «охов» и «ахов» в СМИ не стать. Реклама — культ, культ — реклама; в «99 франках» как раз наглядно и подробно о зависимости этих понятий.)
Этого француза, дорожащего своей славой «литературного первооткрывателя» экстази, пожалуй, следовало бы посадить. Не за романтизацию или (и) рекламу экстази, — а за то, что он, такой-растакой, накропав свои наркотические записки, дал каждому второму бесталанному графоману надежду: мол, я тоже отведаю волшебного снадобья и напишу свои «рассказики». Мои бесталанные графоманы, мои коллеги, — это безнадежно. Бегбедер, конечно, порядочный мерзавец и широкопрофильный наркоман (впрочем, ныне разочаровавшийся), но он талантлив, однозначно талантлив.
«Рассказики под экстази» — сотня страниц крупным шрифтом, час увлеченного интенсивного чтения (оно будет и интенсивным, и увлеченным). Есть рассказ в одно предложение с шестью десятками двоеточий; есть рассказ, состоящий из одних вопросительных предложений. Всего их — четырнадцать. Это не ода наркотикам, а совсем наоборот. Быстрые, легкие, чувственные, жесткие, горькие, безнадежные. Гротеск и юмор, Париж, одиночество, поиск любви и принятие её невозможности, бегство от смерти и принятие её неизбежности, и секс: понемножку, потихоньку, везде.
Ах да, ведь наш писатель успел сняться в порнофильме — может поэтому? Автобиографичность присутствует, и, несмотря на «висельный» юмор Бегбедера, невозможно не заметить, что под дубленой кожей рекламщика-порноактера-демократа-коммуниста-тусовщика прячется кто-то другой. Все как всегда.
«...И зачем только шестнадцатилетним девчонкам позволяют разгуливать по берегу моря? Их вытянутые шеи, изгибы бедер, губы, с наслаждением смакующие клубничное эскимо, нежно выступающий позвоночник, хрупкие ключицы, влажные волосы, зубы белее морской пены, узкая щелка, свежее дыхание, белый след от купальника, маленькие ступни с раскрашенными ноготками, груди, идеально умещающиеся в мою ладонь...
Я люблю писать о девочках. Но что делать, когда влюбляешься сразу в сотню девчонок? Их пупки словно бассейны, наполненные маслом для загара. Мне было шестнадцать, когда все это начало твориться со мной. Теперь мне в два раза больше, но ничего не изменилось. Я пишу эти строки в Форментере, в июне
И сегодня, когда я стал знаменитым писателем, издаваемым десятитысячными тиражами, я не могу забыть, что мое сердце разбили вы, скопище маленьких дряней».
Волшебный порошок тут совсем ни при чем.
Елизавета Калитина
