Режиссер — Гаспар Ноэ
В ролях: Натаниэл Браун, Паз де ля Уэрта, Сирил Рой, Олли Александр, Масато Танно, Эд Спиар
Продолжительность — 154 мин
На самом деле это приглашение. Не вход — войди в пустоту. Приглашение нам, зрителям. Потому что в новый фильм Гаспара Ноэ, автора скандальной «Необратимости», правда падаешь как в безвоздушное пространство, в котором мало того, что совершенно не за что держаться, так ещё и, кажется, отменили все правила.
Понятно, что радикализм — одна из главных особенностей фильмов Ноэ. В «Необратимости» он вбрасывал зрителя в фильм сразу в кульминационный момент и потом раскручивал историю задом наперёд, в «Один против всех» перед особенно жесткими сценами вешал на экран таблички с предупреждениями в духе «Кто не спрятался, я не виноват». Но даже имея это всё в виду, ко «Входу в пустоту» практически невозможно подготовиться. Потому что здесь Ноэ экранизирует — ни много ни мало — смерть. Для начала. И смерть эту — а также всё, что за ней следует, мы переживаем практически полностью от первого лица.
Ноэ здесь идёт на умопомрачительный формалистский эксперимент — «Вход в пустоту» целиком снят субъективной камерой, причем учитывая то, что нашего главного героя убивают минуте примерно на 30-й, большую часть фильма мы видим точку зрения умирающей души.
В принципе, уже первые 30 «живых» минут были бы фантастическим достижением — камера у Ноэ ходит из комнаты в комнату, подолгу гуляет по улицам, моргает (!), принимает наркотики и кайфует. После смерти же все правила отбрасываются. Сначала перед нами проносится прежняя жизнь героя, снятая откуда-то из-за его затылка (монтаж его детских воспоминаний — один из сильнейших кусков не только этого фильма, но и, пожалуй, вообще всего кино, что мне посчастливилось посмотреть). Потом мы пускаемся в медленный бесконечный дрейф вокруг оставшихся в жизни героя людей, в первую очередь его сестры, которой он когда-то, после смерти родителей, дал обещание всегда быть с ней рядом — причем на всё происходящее мы смотрим строго сверху вниз, плюс душу время от времени затягивает в источники света.
Разумеется, «Вход в пустоту» берёт за жабры и отрывает голову (медленно, два с половиной часа, под аккомпанемент зудящего низкочастотного эмбиента) за счёт одного только радикализма формы. Но соблазна провозгласить фильм исключительно формалистским экспериментом всё же стоит избегать. Да, порой возникает ощущение того, что за вычетом невероятных пролетов камеры, та же самая история (ранняя смерть родителей, разные приюты, в результате он работает дилером в Токио, зарабатывая на приезд сестры, позднее она устраивается в стрип-бар, у неё роман с работодателем, у него с мамой друга) воспринималась бы самым общим местом. Но — так и должно быть.
Ноэ, как автор последовательный, всегда интересовался в первую очередь самыми базовыми понятиями. Любовь и секс, жизнь и смерть, судьба и случайность — понятно, об этом же сделаны практически все фильмы на свете, но у Ноэ всегда получалось их как-то дистиллировать, довести одновременно до предельной простоты и максимальной концентрации. И «Вход в пустоту» в этом плане — его opus magnum, главнейшее высказывание, которое объединяет сразу все его темы в единую галлюциногенную медитацию о цикличности жизни. Причем медитацию довольно грамотно устроенную, даже несмотря на кажущуюся бессистемность бесконечного «трипа» второй половины фильма. Та сужающаяся спираль, по которой движется история (если её, конечно, можно так назвать), размечена автором очень точно и четко, и даже не без юмора — минуте примерно на 10-й к нам приходит второстепенный персонаж и в как будто бы отвлеченном диалоге на пальцах расписывает всё, что будет происходить дальше.
А самое интересное, что в конечном итоге выходит, что этот безумно странный, радикальный, экспериментальный, трудно поддающийся осознанию монументальный фильм — он в первую очередь про любовь. Про то, что жизнь — это любовь. А любовь — это жизнь. И это единственное знание, которое может быть важно.
Вердикт Кочерыжкина — без приуменьшений уникальное кинематографическое переживание; сильно, категорически не для всех, но те, кто откликнется на его галлюциногенные чары, испытает нечто совершенно особенное