Главная
>
Статьи
>
«Диалектика переходного периода из ниоткуда в никуда» (Москва, издательство "Эксмо", 2003 год) Виктор Пелевин

«Диалектика переходного периода из ниоткуда в никуда» (Москва, издательство "Эксмо", 2003 год) Виктор Пелевин

15.12.2003
10


«Диалектика переходного периода из ниоткуда в никуда»

Редакция портала решилась на невиданный доселе для нас эксперимент и доверила написание рецензии на книгу самому, что ни на есть, настоящему писателю. Результат предлагается на ваш суд, уважаемые читатели.

Вот, наконец-то, и долгожданная новая книга Пелевина появилась. Чего только нет в этом сборнике - и авантюрно-фантасмагорический роман "Числа", и могучая кучка рассказов (особенно мне приглянулся рассказ "Акико" - жутковатая история про любителя порносайтов, ставшего жертвой своей невинной страсти), и повесть "Македонская критика французской мысли", главный герой которой, "новый русский" (вернее сказать, "новый татарин") по прозвищу Кика решил перекачать из Европы обратно в Россию украденную у доверчивой родины жизненную энергию, для чего построил прямо в центре Европы громадное предприятие, очень похожее на пыточный цех... Уф! Дайте дух перевести...

Есть тут даже стихи, не очень, правда, впечатляющие - книга начинается с "Элегии 2", дающей всему сборнику этакий пародийно-ёрнический настрой:

Товарищ, тырь. Товарищ, верь.
За дурью дурь,
За дверью дверь.
Здесь и сейчас пройдет за час,
Потом опять теперь.

Ну и так далее. В наши дни подобные стишки кто только не сочиняет. Нет, не ими силен Виктор Пелевин.

Помню, лет десять назад на меня сильное впечатление произвела первая (или одна из первых) повесть Пелевина "Жизнь насекомых". Поразила не столько фантазия автора, сколько виртуозный стиль, когда в пределах одной фразы каким-то чудесным образом, с помощью едва заметных деталей, как бы на ваших глазах, происходит превращение человека в муху... Потом был роман "Чапаев и Пустота", продемонстрировавший шизоидную игру со временем и пространством, с расщепленным сознанием и блудливой памятью... Потом - наиболее актуальный роман "Поколение Пи", посвященный тотальной роли рекламы в современном мире и по теме перекликающийся с произведениями модного французского писателя Уэльбека. Этот роман Пелевина пользовался особым успехом не только у российского (особенно молодого), но и у зарубежного читателя. В связи с этим вспоминаю, как три года назад, на последних "Астафьевских чтениях" в Овсянке приехавший из Германии профессор-славист Томас Вебер горячо доказывал мне, что я недооцениваю актуальность пелевинской прозы. Наверное, немец был прав... Но чем более актуальным и коммерчески успешным становился Пелевин, тем более небрежно (а то и неряшливо) он писал. Иногда казалось, что он даже не перечитывает свои тексты - сразу отдает в издательство. Подобная же беглость и небрежность стиля, свойственная скорее журналисту, чем писателю, видна и на страницах новой его книги.

Очень хочется судить писателя по его же законам, тем более что в одном из последних интервью Виктор Пелевин четко заявил: "Я писатель. Я ни перед кем не ответствен". Но почему-то, читая его роман "Числа", я вдруг вспомнил гневную фразу, услышанную недавно от одной переутомленной дамы, нашей землячки, между прочим, тоже профессора филологии: "Ох, как я ненавижу современную русскую литературу!.." Казалось бы, как это можно - ненавидеть то, что является объектом и сутью твоей работы и жизни? Но чем больше я сам читаю новинки текущей российской словесности, тем чаще ловлю себя... нет, не на ненависти, конечно, а на глухом раздражении, неприязни. Ибо словесность эта, представленная книгами Виктора Ерофеева, Владимира Сорокина, Баяна Ширянова и им подобных, становится все менее "изящной", все более грубой, кощунственной, эпатирующей. И самое-то печальное, что во всем этом эпатаже нет ни страсти, ни дерзости, ни лирического (пусть хулиганского) самовыражения - одна лишь игра холодного ума, зачастую весьма изощренная.

Мертвенным холодом веет и от романа Пелевина "Числа", героев которого автор препарирует, как лягушек, с брезгливым любопытством естествоиспытателя.

Главный герой - Степан Михайлов, именуемый просто Степа (вероятно, из-за своей неизжитой инфантильности, не мешающей ему, впрочем, быть крутым бизнесменом). Этот великовозрастный Степа - весьма патологическая личность, у него навязчивая страсть к числам, которым он придает символическое, роковое, сакральное даже значение. Этот симптом, кстати, типичен для шизофреников. Излюбленным же числом для Степы является "34". "Засыпая, он считал не до ста, а до тридцати четырех и так далее. Перед тем, как нырнуть в море с пирса, он делал тридцать четыре быстрых вдоха. Каждый раз, когда надо было принять решение, он тем или иным способом привязывал его к священному числу".

То есть вроде бы махровый псих. Но, как это ни странно, сакральная цифра "34" и впрямь помогает герою, способствует его успехам и в бизнесе, и в любви. Зато цифра "43", напротив, всячески проявляет по отношению к нему свою зловещую враждебность. Некая прорицательница Бинга еще более укрепляет Степу в его "вере" и пророчит, что роковым для него станет день его 43-летия...

Так оно и случилось. Когда Степе исполнилось 43 года, он потерпел финансовый крах, и над жизнью его нависла смертельная опасность. Степу "кинули" на 35 миллионов "баксов", а банкир Сракандаев, который готов был ему помочь, вдруг покончил с собой, застрелился. И бедный Степа (относительно, конечно, бедный) намыливается бежать за границу...

Действие происходит в современной Москве, в горячечной атмосфере обогащения и распутства. "Время жесткое, душа дымится, как тормозная колодка". Роман насыщен актуальнейшими деталями, приметами наших дней. Тут и рэкетиры-чеченцы Иса и Муса, и бывший чекист капитан Лебедкин (не путать с капитаном Лебядкиным из "Бесов" Достоевского), и гений пиара ("пиардун") Малюта, и шустрая Мюс (подруга Степы), и его духовный учитель, "гадатель" Простислав. Не обошлось, конечно же, без любезных сердцу Пелевина буддистских и прочих восточных премудростей. Некоторые эпизоды читаются с интересом, иные же - с отвращением. Особенно "впечатляет" сцена, где Степа ублажает Жору Сракандаева (похоже, Пелевин решил тут посоревноваться с Владимиром Сорокиным, великим мастером по этой части, и надо признаться - весьма преуспел). В неприглядном свете представлены и "новые русские", и политики, и "звезды" богемной артистической тусовки.

Язык романа насыщен блатным и "деловым" жаргоном и сленгом, эзотерической заумью, английскими словечками и великим могучим русским матом, - и все это пряное варево может у кого-то вызвать реакцию отторжения, а кому-то может и понравиться. Так же, как и ловко закрученный сюжет романа наверняка придется по вкусу любителям интеллектуальной "игры в бисер", ценителям литературных шарад и кроссвордов. Читателю есть над чем призадуматься. Хотя бы попытаться ответить на сакраментальный вопрос: "Если миром управляют числа, кто же тогда распоряжается числами?.."

Обращаясь лишь к нашему разуму, роман Пелевина вряд ли может затронуть душу. Никого из героев не жалко, никто не вызывает сочувствия. Значит, авторское "послание" отправлено в никуда?..

Нет, не значит. Обратите внимание на посвящение, предпосланное роману: "Зигмунду Фрейду и Феликсу Дзержинскому". Вот таким бессердечным, но очень "продвинутым" читателям и адресована, вероятно, эта увлекательная книга.

Эдуард Русаков

Рекомендуем почитать